-Шоноев - я, - говорит Ганжур, не понимая брадоначальниковского лицемерия, вон же у него всё в папке написано, что Шоноев, что пассажир опасный, ...«класса Цэ, генанализ анимальных отклонений не выявил, аурометрия в норме, репродуктивные органы псевдоатрофированы по шкале 198/Ghbdtn»... Человек. Но тогда нахера он? Так принято, видать, контора-то козья...
-Гспдин Шоноев, - запаливает чёрную пахитоску Мантень, - что же вы так хулиганите, тестируемых калечите, над нашими бойцами насмехаетесь? Нехорошо, гспдн, Шоноев, нехорошо. Курите?
Ганжур утвердительно опускает голову на грудь и правой рукой вытаскивает из гостеприимно протянутого красного портсигара пахучую пахитоску, вспоминая рога на голове повязавшего его ОСОЕшника. Между тем, кивок Ганжуровской головы призван довести до сведения Мантеня, что задержанный признаёт вредную привычку, но не свою хулиганскую вину.
-Тестируемая твоя сами напали меня на, говорят: Шнырь, мой полы. Не мыл. Огонь дай.
-Что-то уж сильно вы их вывели из строя, не могу сказать, что для нашего ведомства это плохо, но, позвольте поинтересоваться, откуда у вас такая подготовка? - говорит Мантень, размещая возле ганжуровского лица лепесток зажигалочного пламени, к которому последний тут же присасывается сигаретным обрезом.
Ганжур молчит, с чавканьем раскуривая пахитоску. Вишнёвая. Хоршо, hайнаар!
- Мы осведомлены о том, что вы - бывший военнослужащий, - продолжает Мантень, разворачивая папку, - сей чудесный документ весьма исчерпывающе свидетельствует о безупречности вашего послужного списка, но, исходя из своего долга, я обязан поинтересоваться, где вы были в столь памятный для всех нас день - двадцать восьмого ноября, почему вас не было в составе четырнадцатой штурмовой бригады, взявшей в котёл террористское поселение на левом берегу? Можете прояснить?
Ганжур поводит плечами, утопая в клубах вишнёвого дыма. Почему не был, почему не был? Жэына поехыл спасать, в аварию попала, - морща лоб, думает Ганжур, при этом ему кажется, что жэынэ была другая, не Цэлмэшка, да и сам он был другой, не Ганжур, хотя, Ганжур, конечно, но, всё-таки как-то и не Ганжур...
-Жэына поехал спасать! - вдруг вытаращивает свою обезьянью рожу Ганжур, из осклабленного рта пуская через зубы десять струек (Колёк, Колёк).
-А-а-а! - ничуть не испугавшись страшной мины, радуется Мантень и потирает руки, - приказ нарушили, это уже хорошо! Так откуда у вас такая нечеловеческая реакция? Или это выдумки моих подчинённых? А?
Ганжур озлобленно молчит и без помощи щёк высасывает пахитоску до мундштука, сплёвывает белёсую костяшку на пол, и пускает из ноздрей две мощных вишнёвых струи.
-Хорошо, мы это немедленно проясним, - говорит Монтень, надевая краги и беря в руки топор.
Ганжур видит, как он целую вечность встаёт из-за стола, (устал, слушай, убай, его ждать), опускает топор за спину, замахивается, типа потянуться хочет, и, медленно округляя глаза, начинает движение вспять, на Ганжура, то есть. Лоб морщится, глаза борода топорщится, прям ужоснах.
До того тестируемому надоели все эти восковые фигуры, что он думает о том, а что если подставиться под блестящее лезвие, что будет? Так же будет медленно череп разваливаться, мозг вываливаться, или, как только вкряжится в голову топор, тут всё нормально пойдёт? В режиме хайд-тайм? Но над чем ты там собрался экспериментировать, рожа ты конская, не для того в тебя столько вбухали, давай, уходи от удара.
Ганжур медленно встаёт, быстрее брадоначальника, конечно, не в пример. Обходит его по кругу, рассматривает. Не сдержавшись, трогает под бекешей напруженные мышцы и думает, всерьёз Мантень его хотел убить или так? Наверное, так, что-то злости к нему нет. Ну ладно.
Ганжур передвигает свой стул влево, вправо, садится, встаёт, настраивает будущую траекторию удара так, чтобы топор аккурат возле руки вонзился. Скучно тебе, рожа обезьянья, жить, со смертью играешь, постапокалиптическая топорная рулетка? А как просчитаешься? По руке попадёт? Никто реген тебе делать не будет, Юра в терре сгнил давно, отравился отходами биоэйзоптрии, или подавился, крысиный позвоночник поперёк горла встал. Но Ганжуру плевать на любые увещевания, хоть на чьи, будь то совесть или сам Yндэр, что, впрочем, одно и то же.
Ганжур садится на табурет, последний раз промеряет дугу от медленно плывущего в воздухе зеркального лезвия до своей левой ладони, покоящейся на столе, и энтерит. Топор с грохотом впивается в ореховую столешницу рядом с ганжуровским мизинцем, отсекая застарелый заусенец. «Хайнаар», - думает Ганжур, обрадованный точностью, - «того и гляди, маникюр хэхэ болоно, жэны бы тожа так».