При этом Мантень тщеславно задрал подбородок, отчего борода его сначала воинственно вытопорщилась, но затем опала как мочала.
В парке было людно, туда-сюда сновали парни и девушки, сублы и разносчики напитков, одетые в пластиковые костюмы микки маусов, дональдов даков и прочей диснеевской нечисти, привезённой сюда в честь праздника из сто пятидесятого квартала. Всё это визжало, скакало и возилось в сугробах белого снега, наваленного кучами у решётчатого забора.
Мантень с Цэлмэшкой вошли в силиконовую юрту, крашенную под войлок, и там сели на ковёр, скрестив ноги. Цэлмэг посмотрела вокруг, и, заметив официанта, замахала ему рукой.
-Вы делаете неправильно, - сказал Мантень, - он подумает, что его просят уйти.
С этими словами вытянул руку и стал махать, как бы прощаясь.
К ним сразу подбежал субл и выжидательно сгорбился.
-Принесите-ка нам, любезный, сакэ и чего-нибудь горячего, - сказал Мантень, - а впрочем, дайте-ка. С этими словами он попытался выхватить у субла папку с меню, которую тот зажимал подмышкой, но не успел даже шевельнуться, как субл с необычайной прытью отскочил в сторону.
-Дикая глина, - проворчал Мантень, властно протягивая руку, - меню!
Взяв толстую кожаную папку, он подал её Цэлмэг, та чиркнула ногтём возле пункта «Бууза», показав сублу три пальца, а Мантень выбрал какое-то сложное блюдо из тел морских обитателей. Субл засунул папку подмышку и не успел повернуться, как рядом появился второй, как две капли воды похожий на первого. Он держал в руках поднос, на котором стоял заказ.
-Однако, сервис, - пробубнил Мантень, расстёгивая дублёнку, из-под которой в полумраке юрты блеснули медали, привлекая уважительное внимание немногочисленных посетителей.
Цэлмэг выпила мутной рисовой водки, съела одну буузу, и вдруг, изловчившись, выдернула из нагрудного кармана мантеневского кителя фотографию, ту самую, с которой сверялась Юрико, нанося Цэлмэге макияж.
Сквозь поцарапанный глянец на неё смотрела молодая японка, очень похожая на неё саму, тем более после того, как над её лицом потрудилась эта Юрико.
Целмэшка подозрительно сощурилась и сюрикеном забросила фотографию Мантеню за ворот недорасстёгнутой дублёнки.
-Её звали Мика, - грустно сказал Мантень, показывая мизинцем вверх, - двадцать лет назад она покинула наш мир. Он положил руки на лицо долго сидел молча, покачивая бородой.
-Самое печальное это то, что меня в это время не было рядом, я не могу простить себя, - продолжал он, - о Йокогама, мой отчий дом, анте окулос эррат домус, эррат форма локорум[2], охваченный жаждой повидать те места, где царит сжигающий зной и где постоянно бывают туманы и изморось. А когда вернулся, её уже не было в живых. На тот момент, как и вам, ей было двадцать лет. Микста сенум э ювенум денсантур фунера[3], нет, никому не убежать от безжалостной Прозерпины.
И он опять положил ладони на лицо.
Цэлмэг протянула руку и пошелестела пальцами по его колючей макушке.
Потом они долго гуляли по праздничному городу, Мантень, разглядывая факельные шествия, сетовал по поводу «поглощения традиций», жаловался, что не на своём месте, что прекратил бы «бессмысленные культурные жертвы», сыпал к месту и не к месту иностранными фразами, и как-то сказал:
-Я собираюсь покинуть пост директора лагеря и баллотироваться в градоначальники, это моё призвание, вы же меня поддержите своим голосом, когда он у вас появится, в смысле, когда выпишут вашего супруга и вас восстановят в правах?
Цэлмэг кивнула.
Часа в четыре они пошли в театр. Мантень не хотел, но его потянула за руку Цэлмэг, пленённая увиденным впервые действом в зале спорткомплекса имени Юдзуру Ханю. После сели на метро и отправились в Беатрический парк кататься на аттракционах. Улетая в небо на крутящихся колёсах, Цэлмэг визжала так, что люди оборачивались.
Когда начало смеркаться, девушка устало опустила плечи и стала всё чаще поглядывать с в сторону дома. Голова её как стрелка компаса всё время обращалась на юг. Мантень заметил это и сказал:
-Я всё понял и жалею лишь о том, что счастье моё столь преходяще.
На метро они доехали до СРК имени Юдзуру Ханю, Мантень выгнал из гаража свой гальваномобиль, и вскоре они были в Южном дистрикте.