– Уж точно, – даже кивок у Хени получается пьяный, – а ты, значит, видел, ну, Его?
Он говорит про Единственного, про сердце мира, говорит так тихо, словно нас могут услышать. А что, наверное, так и есть.
– Само собой. Да ты сам можешь зайти к Нему, поболтать, – Хени изумлённо вскидывает брови. Не знаю, стоит ли обнадёживать, но я уверен – никуда он не пойдёт, и потому продолжаю, – Он любит всяких путешествств... скитальцев издалека. Ты ведь издалека?
Трезвого Хени это наверняка бы взбесило, но сейчас он с энтузиазмом кивает:
– За Наларой родился. Мы там ещё полетим – красота, – Хени вздыхает полусонно. Можно ли управлять экипажем во сне?... – А твой начальник?
– А что он? – Да, он, наверное, справится с экипажем, если Хени напьётся до потери сознания или прыгнет в озеро. Люди с его предназначением умеют всё.
– Чего он мрачный такой? Как неживой. В Рэйгра все вроде бодрые, даже если бесятся. А его я как увидел... Справедливость, что ли, давит?..
– Не суди строго. У него грустная судьба. Сестра в другой мир сбежала, а он верит, что её убили или нарочно потеряли. И Единственный, ну, то есть ОН, не хочет искать, говорит сама выбрала, мешать не буду. Свободный выбор свободного человека, нет ничего важней. Вот Дайн и ходит злой на всех. Да и едет сейчас скорей всего тоже злой. Или спит – злобно.
Хени слушает, затаив дыхание. Я такой потрясающе осведомлённый! Давлю глупую улыбку.
– А сбежала она почему? – Не унимается, – Зачем из Рэйгра бежать?
– Не знаю. Может, её как раз давила Справедливость. Но вообще – я тоже не понимаю. Нет места лучше, чем Рэйгра, и не может быть.
Притихнув, мы вспоминаем родные места – я – замок, по-прежнему словно выгравированный под веками ожогом – мучительным, но прекрасным, как любовь; Хени, наверное, Налару. Наши воспоминания парят, пропитывают шепчущий холод над озером – стремительное движение Души рассекает этот холод. Справа – тёплый трепет огня, деревня или маленький город, отражения тают в чёрной воде. Другие берега для взгляда недостижимы – потонули в тумане. Окружившая нас тишина и глубина, которую мы так легко преодолеваем, до того огромны, что меня щекочет страх, перемешанный с восхищением. Невольно колет мысль: был ли наш мир, такой угрожающе громадный, такой опасный, предназначенным для людей изначально?..
Надеюсь, мои мысли всё-таки никому не слышны.
***
Такой же громадной, опасной и непредназначенной мне стала тоска по дому неделю спустя. Странно даже – в замке у меня не было комнаты, где я прожил бы достаточно долго, чтобы считать своей, не было и угла, что возникал бы мыслях при слове "дом". Но образ замка и ослепительного неба за его распростёртыми крыльями горел в груди всё ярче, его протянутые на огромной высоте переходы из цветного стекла, его огромные залы, сумеречные коридоры – стали переходами и коридорами моего сердца. Мчаться от них всё дальше было больней и больней. Вороша воспоминания между явью и сном, притянув колени к подбородку, чтобы уместиться на бархатной лавке экипажа, я размышлял: Может, поэтому Единственный так редко нас покидает? Тоже скучает?
Кощунственная идея, и отчего-то утешительная. Воспоминания о Рэйгра – словно ледяной камень у виска во время лихорадки.
Но даже сквозь марево тоски – это прекрасное путешествие. Я уверен, Фаэтвара – вряд ли это был Хени, его храбрость обычно лишь пьяное хвастовство – выбрала этот путь сама, чтобы у нас захватило дух. Мир раскрывается передо мной, беспредельный, и каждый день я вижу что-то, чего не мог прежде представить. Горную гряду, изогнувшуюся, нависшую над нами окаменевшей волной – тень её мерцала, переливалась, струилась, как роса по чёрной лозе. Множество рек, обернувшихся вокруг себя спиралью, в центре каждой – храм, тонет в зелени, высокий, причудливый, невесомый, как неисполнимая мечта. А однажды мы летели над бездной – ущельем, открытой раной древней войны. Когда-то, во время сражений, земля здесь чернела непроглядно, воздух над ней раскалённо дрожал – но сейчас ущелье опадает в глубину ступенями, на которых теснятся дома, обметённые вишнёвым и яблочным цветом, шумит водопадными трелями, серебрится нитями мостов. Только по стенам его, когда их касается солнечный луч, пробегает радужная волна – земля пропитана, оживлена магией, даже здесь слышится биение сердца мира, мира, отвоёванного людям в дар.