— Чудак ты! — заявил Изя. — Сами тапочки сделаем. Это мне раз плюнуть.
Это было не просто дружеское утешение. Отец Изи работал в сапожной мастерской. Изя видел, как он тачает ботинки и вколачивает в подметку острые тонкие гвозди. Изе это дело нравилось.
— Чудак ты, — еще раз повторил Изя. — Это мне раз плюнуть!
Через полчаса Изя снова был у Сережки. Он принес моток толстых ниток, иглу с большим ушком, ножницы и кусок мятого брезента.
Брезент был всех цветов. Трудно определить, какой колер преобладал. Будто поливали его с неизвестной целью йодом, зеленкой, чернилами, мяли в саже и пепле.
— На орангутанга шить будешь, да? — спросил Сережка.
— Чудак! — сверкнул очками Изя. — Замажем кремом, за первый сорт сойдет!
Закройщики приступили к делу. Изя был главным исполнителем, а Сережка Покусаев критиком и консультантом.
Все шло как по маслу.
Сережка наступил ногой на орангутангский брезент, а главный исполнитель обвел вокруг ступни химическим карандашом жирную категорическую загогулину.
Чавкнули, как древняя гильотина, ножницы, и две отличные подошвы тридцать восьмого размера были налицо.
— Ты делай по моде, — предупредил консультант. — Тупоносые.
Изя заверил, что все будет в порядке и тапочки получатся первый сорт.
— Теперь выкроим заготовки, — сказал Изя. — Прошу вашу ножку. Вот так… благодарю…
Внешне заготовки не производили впечатления. Это были обыкновенные продолговатые лоскуты с дырками для ног. Но критик и главный консультант воздерживался от замечаний. Он знал: заготовки — только полуфабрикат, как, например, фарш для котлет. Он только еще раз напомнил Изе про тупые носы.
Друзья приступили к следующему этапу: помогая где надо зубами, начали пришивать заготовки к подошвам. Работали по очереди без передышки, и скоро тапочки были готовы.
Изя взял готовую продукцию в руки, полюбовался, ударил одной подошвой о другую и передал заказчику.
— Готово. Носи на здоровье!
Волнуясь и торопясь, Сережка полез в тапочки.
Но тут выяснились некоторые дефекты производства. Изя плохо отцентрировал дырки для ног, и они получились где-то сбоку. В таких тапочках можно было только лежать или ходить под углом в сорок пять градусов.
И все же заказчик обулся, придал телу вертикальное положение и посмотрел сверху вниз на Изино произведение.
Отчаяние охватило Сережку. Тупых носов не было и в помине. На ноге нахально сидели какие-то пухлые пироги с начинкой из пальцев.
— Р-разве ж это тапочки! — простонал Сережка.
Изя Кацнельсон был хорошим другом. Он сам понимал, что это не тапочки, и переживал не меньше Сережки. Но в принципе он был ни при чем, потому что старался изо всех сил.
— Это ж не товар! — воскликнул он. — Дай мне другой товар, и я сделаю первый сорт! Ты же меня знаешь!
Но ссылка на товар уже не могла восстановить душевного равновесия Сережки. Он снял тапочки и швырнул их в окно. Пироги покружились в воздухе и, набирая по законам физики скорость, помчались на посадку.
В ИЗГНАНИИ
Сережка Покусаев проснулся рано. В кухне гремела посудой мама, слышался разговор. Говорили о Сережке. Отец был за Сережку, а мать — против. Она подавала отцу завтрак и вспоминала все грехи, которые водились за их безрассудным сыном. В этом унылом перечне для Сережки не было ничего нового.
В прошлом году Сережка ходил в поход и посеял байковое одеяло. Котелок и ложка безвременно погибли в другом походе. Новую майку в полосочку он оставил на пляже. Там же расстался Сережка с последними тапочками.
Дело было так. Сережка загорал после купанья на песке. Тут пришел его лучший друг Изя Кацнельсон и пригласил прокатиться бесплатно на моторном катере. У Изи там были связи.
Сережка вернулся после прогулки на прежнее место. Но тапочек там уже не было. Людей тоже не было. На песке валялся только рыжий скрюченный шнурок. Но это был другой шнурок, потому что последние Сережкины тапочки были черного цвета.
Этот шнурок в виде вещественного доказательства Сережка и принес домой. Дальше все известно.
Отец ушел на завод, Сережка лежал в постели. Подниматься не было смысла. На горизонте клубились только беспросветные тучи и мрак. В переносном смысле, конечно.
Зашла мать. Посмотрела, как Сережка лежит, скрючившись под одеялом, и сказала:
— Вставай, а то без завтрака оставлю!
Сережка хотел сказать, что теперь вообще не нуждается в завтраках. Но передумал. Мать могла огреть тряпкой. К тому же Сережке уже давно хотелось есть.