Только что были они тут, наяривали картошку, которую начистил Алик, и вдруг на тебе — будто в сугроб провалились.
Но Коля знал, что Сема и Сережа не в сугробе, а затеяли они какую-нибудь новую подлую штуку.
Сема и Сережа всегда такими были. Когда отец и мать были дома, еще ничего, а если одни оставались — просто беда. И стекла в окнах побьют, и ведро с водой опрокинут, и скатерть чернилами зальют. Короче говоря, пользы от них никакой, одни убытки.
Но больше всего тут Сема был виноват. Это он сбивал с толку Сережу и курил вместе с ним отцовские папиросы «Беломорканал».
Как Коля предполагал, так и вышло: Сема и Сережа снова отмочили номер.
Сема снял со стены двустволку отца и пошел с Сережей бить в тайге зайцев. Коля и Алик нашли непутевых охотников возле самой Бирюсы.
Сема лежал на снегу и целился куда-то в гущу леса. Сережа тоже примостился за сугробом, будто за бруствером окопа. Он дрожал от холода и просил, чтобы Сема дал пострелять и ему.
Коля Пухов, который был сейчас бригадиром, подошел к Семе и вырвал у него двустволку. Ружье было без патронов, но это все равно. Если ружье попадется дураку, оно и без патрона выстрелит.
Коле не хотелось ссориться с Семой и Сережей, но он не сдержался и сказал все, что знал и думал про них.
— Идите сейчас же домой и рубите дрова, — сказал он. — Я с вами цацкаться не буду.
Коля отвернулся и ушел с Аликом прочь. Ему было противно смотреть на этих людей. Раз живешь вместе, значит, надо делать все вместе — и на зверя ходить, и дрова колоть, и картошку чистить… А если каждый будет тянуть в свою сторону, тогда ничего не выйдет.
Коля чувствовал, что это было только начало и ему еще придется повозиться с этой публикой.
Так оно и получилось.
Сема и Сережа даже и не думали колоть дрова. Они заперлись в своей комнате и притихли.
Коля постучал в дверь и снова напомнил Семе и Сереже про печку и про дрова.
— А ты кто такой? — послышался из-за двери Семин голос. — Катись колбаской по Малой Спасской, я сам себе бригадир.
«Ну и дружка подцепил себе Сережка! — подумал Коля. — Прямо оторви да брось».
— Выходи, Сережа, пойдем вместе дрова рубить, — сказал Коля. — Семка до добра не доведет.
За дверью послышался шепот. Это Семка науськивал Сережу.
Шепот стих. Несколько секунд стояло молчание. Потом Сережа вздохнул и скороговоркой пробормотал:
— Катись колбаской. Я сам себе бригадир…
Ну что с ними будешь делать!
Коля пожал плечами и пошел к себе.
Алик сидел в телогрейке возле открытой печки и смотрел на остывающие уголья.
Алик был хороший человек, но он любил тепло, и ему надо было родиться не в Сибири, а где-нибудь возле теплого южного моря или в самих Каракумах.
Коля взял табуретку и сел рядом. Говорить было не о чем. Все было ясно и так.
За окном скрипел новыми сапогами мороз. Стекла затягивались искристым инеем. В комнате становилось все темнее и темнее. Коля сидел на табурете, хмурил брови и ждал, что ребята одумаются и пойдут рубить дрова.
Он, конечно, мог бы нарубить и сам, но это уже было не по правилам. Он им не лакей!
А Сема и Сережа, видимо, и не думали выполнять приказ бригадира. За дверью все было тихо. Не стучал топор, не скрипел снег. Коля догадывался, в чем тут дело. Печка была одна на две комнаты. Натопит печку Коля, у Семы и Сережи тоже будет тепло. Сиди и грейся сколько влезет. Коле все равно печку топить надо. Не будет же он замораживать Алика. У Алика и так золотуха.
Вот какой расчет был у Семки и Сережки!
Алик тоже понял, что на Сему и Сережу надеяться нечего.
— Пойдем, Коля, рубить дрова, — сказал он. — Вдвоем мы быстро нарубим.
Коля не двигался с места. Что делать, как поступить? От этих мыслей голова у него разламывалась на четыре части. Долго сидел мыслитель, хмурил брови, задумчиво колотил пальцами по колену.
И вдруг — в глазах его блеснули рыжие искры.
Коля улыбнулся сначала чуть-чуть, потом больше, потом вдруг захохотал на всю комнату.
Сначала Алик даже подумал, что Коля сошел с ума от страшных переживаний. Но нет, Коля был жив-здоров. Он поднялся и сказал Алику:
— Алик, ты сиди здесь и никуда не ходи. Я скоро вернусь.
И Коля стал снова серьезным, как прежде, как полагается настоящему ответственному бригадиру.
Он запоясал телогрейку ремнем, посмотрел почему-то на стенку, за которой засели глупые дружки-приятели, и быстро вышел из комнаты. За стенкой начали было петь в два голоса песню, но, как только хлопнула дверь, сразу же умолкли. Сема и Сережа поняли, что Коля не зря хохотал и не зря он куда-то сейчас пошел. Скоро Коля возвратился и приволок с собой огромный волчий тулуп. В этот тулуп завертывался сторож Федосей Матвеевич, который ушел сегодня вместе со всеми расчищать дорогу.