Разогретый небесным ароматом и неземным вкусом коньяка моего ровесника, допытываюсь у Леона:
— Ну, скажи, умнейший человек, каких я только знаю, почему у нас такие дикие порядки? Почему эти мурла над всем и всеми?
— Ай, — отмахивается, не выпуская из рук фужера Леон. — Всё идёт наперекос. Всё наперекос...
— Это ещё дед Щукарь говорил, только по-другому: "Всё наперекосяк пошло!"
— Ну, вот, видишь! И сам знаешь, а спрашиваешь.
— Ты брось ерничать. Лучше скажи, почему туда пробиваются одни неучи, недоумки. Почему ни один настоящий учёный не поднялся на самый Верх? И ведь не только у нас! А и в других странах. Всегда правили и правят сейчас или дубы военные, или прожжённые политиканы...
— А потому, что у твоих учёных!.. — почти кричит Леон. — У твоих учёных кишка тонка!
И с силой стукнув ножкой фужера о стол, тянется к пузатой бутылке.
— Давай, Володя, лучше коньяк пить. Ты дохлый разговор затеял... Пятидесятилетним коньяком по твоему пятидесятилетию! — И раливает в фужеры остаток напитка.
— Вон, как Тяжельников тебя умащивал. Не верь! Словоблудие чинуши. Высматривай зорче и беги отсюда! У тебя другая профессия... Ты не отсюда...
— А ты? С твоим умом и знаниями. Хотя бы докторскую защитил. Ты же тома им написал! Вон, смотри, наш Биккенин уже в членкоры рвётся. А Лукич в академики... Они ведь тоже им пишут. Но и себя не забывают.
— Хватит с меня и того, что осилил. И то противно было... Давай за тебя.
— А я за тебя!
И мы звонко, как шпаги, скрестили фужеры.
— За неимением другого оружия, — шутит Леон. Потряхивая остатками коньяка в фужере и, улыбаясь своей широкой заразительной улыбкой, добавляет: — А что? Не самое плохое из всех на земле оружие...
Это было последнее наше застолье.
Через пару месяцев из Союза писателей пришла бумага с просьбой освободить меня от работы в аппарате ЦК и утвердить в должности председателя правления и директора издательства "Советский писатель".
Это случилось в декабре 1978 года. Назначенный на эту должность, я ещё два месяца проработал в ЦК, съездил в замечательную командировку по линии Союза журналистов (впервые за десять лет!) в Индию. И только в начале следующего года вышел на новую службу.
Уже работая в издательстве, несколько раз встречал Леона, но так, мельком, на бегу, с коротким разговором. И всегда он был сердечным.
Когда вызывали в "родной" отдел (без вызовов не являлся!), забегал обязательно в его комнатушку на пятом этаже.
Но его часто не было. "Сидит на даче, пишет..." — отвечали бывшие коллеги.
Как-то вечером заскочил в наш ЦДЛ и в вестибюле столкнулся с пьяненьким Леоном. Тянет в дубовый зал.
— Сижу с друзьями. Там и твои писатели...
— Нет, Леон, не хожу туда.
— А-а-а, — понимающе тянет Леон. — Нельзя, разорвут?
— Вот именно.
— А мне говорили, что тебя видели с Гришей Баклановым в Доме кино. В ЦДРИ тоже...
— Какая потрясающая осведомлённость!
Леон хохочет:
— Наша школа!
Я соглашаюсь:
— Да, бываю. Но редко. Давай лучше про тебя, Леон. Твой лучший друг Горби рулит и ты теперь рядом? В партийном раю?
— Да, да, — заливается Леон. — В раю, но на краю! На самом краю, Володя. — И вдруг, ухватив меня за обе руки, пьяно притягивает себе и горячо шепчет: — Знаешь, я понимаю, тебе нельзя сюда вечером. Но давай утром. В пять утра. Мы каждую неделю здесь собираемся на хаш... Да! В вашем ресторане! Отличные ребята... Посидим... Я тебе позвоню, когда у нас будет следующий сбор. Идёт?
— Идёт!
Обнимаемся. А Леона уже разыскивают его друзья...
Больше встреч не было. Лет через шесть-семь, уже при издыхании горбачёвской перестройки, когда рухнула КПСС и ельцинские нувориши вопили в СМИ о "деньгах партии", в "Правде" прочёл трёхколонник за подписью "Леон Оников".
Читал взахлёб, будто встретил друга. В статье делается попытка анализа краха партии коммунистов в нашей стране.
О, жив курилка! Прямо слышу его интонацию.
Но ведь я и сам, да и другие это знают. Главный итог — рухнула! А причин много. В том числе и те, про которые пишет Леон...
И совсем недавно, летом 1998 года, прохожу к родному зданию ТАСС, и вдруг из подъезда выскакивает с папкой под мышкой озабоченный Леон. Обрадовался! Хотел крикнуть. Нет, нагоню и обниму сзади. Прибавляю шаг, а он, постаревший, но такой же шустрый, шмыг в чёрную "Волгу" и был таков.
Смотрю на удаляющийся номер машины. Кажется, теперь такие номера на машинах администрации Президента. А машины-то из бывшего гаража ЦК.
И всё равно порадовался за друга. "Жив курилка! И где-то служит. Жить-то надо..."