— А лестница меня выдержит? — спросила она у рабочих.
— Эка невидаль! Нас и то выдерживает, а мы потяжелее будем. Полезай, не бойся!
Ольга стала подниматься по дощатым перекладинам, которые гнулись и угрожающе поскрипывали. Взглянуть вниз она не решалась — там открывалась страшная бездна, и где-то совсем вдали извивалась река.
Вот наконец и последняя перекладина. Но выбраться самой на площадку у Ольги уже не было сил. Пришлось попросить подать ей руку.
— Это потому, что я тут в первый раз, — оправдывалась она.
Девушка стояла, пораженная увиденным. Вот это был темп! Одновременно работали кабель-кран и пять башенных кранов. Их стрелы, разрезая воздух, то поднимаясь, то опускаясь, казалось, плели какую-то огромную невидимую сеть. Ковши с бетоном угрожающе покачивались, огромные каменные плиты аккуратно ложились на площадку. Люди трудились увлеченно, самозабвенно.
На другом конце площадки стоял высокий человек и махал рукой, видимо, что-то приказывал. Ветер раздувал его зеленую куртку. Младен! Ольге показалось, что он стоит на самом краю стены, и она инстинктивно рванулась к нему.
Младен тоже увидел ее и улыбнулся, вспомнив сегодняшний сон. Ему приснилось, что он в опере, но почему-то вместо Маргариты на сцене Ольга. И хотя теперь она была в спортивной куртке, он видел ее такой, как тогда, в опере: в голубом платье, которое подчеркивало округлость ее плеч. Нежные девичьи руки сложены на коленях, глаза устремлены на сцену, пухлые губы полуоткрыты.
Младен смотрел на приближающуюся девушку как-то смущенно. В первый раз он не знал, как вести себя с ней: в обычном дружеском тоне он уже не смог бы говорить, а иначе не привык.
— Я думал, что меня не найти, — вымолвил он наконец.
— А я знала, ты всегда на высоте, — пошутила она и прибавила: — Растешь вместе со стройкой. Все так говорят…
Она замолчала, растеряв все заранее приготовленные слова. Он был еще лучше, чем она его рисовала в своем воображении. Вьющиеся волосы трепал ветер, острые, угловатые черты лица казались мягче, но ее смущал этот пристальный взгляд. Неужели правда? Неужели надежды сбываются? Но нет, не нужно убеждать себя в этом. Ведь можно ошибиться. Можно!
Чтобы скрыть смущение, Ольга заговорила о строительстве. Они присели на балку, посматривая вниз, на широко разлившуюся речку. Огромный ствол дерева, принесенный дождями, преграждал воде дорогу в обводной канал. Образовалось мелкое озерцо, как бы задаток будущего водохранилища. Две еще не срубленные вербы раскинулись зелеными островками. Склоны, покрытые травой, казались крутыми берегами, изрезанными заливами.
Младен говорил о будущем озере. Но не о синей воде и моторках, а о том, как пройдет вода через подъемную башню, как откроют затворы у входа в туннель. Скоро озеро начнет наполняться. Если они опоздают хоть на месяц, то пропустят время летних дождей и таяния снегов. Нужно спешить! Только бы закончить проходку туннеля.
Как хорошо, что он может всем этим поделиться с Ольгой. Все ее интересует, не кажется скучным. Она его понимает, радуется его радостями.
Он рассказал и об обиде, нанесенной ему сегодня несправедливым замечанием главного инженера: опоздал, видите ли, на полчаса! А того не знает, что Младена вызвали на стройку в полночь и он оставался тут почти до рассвета.
— Я не против критики. Самому часто труднее увидеть свои ошибки, но обидно, когда это незаслуженно. Но все равно, пусть делают, что хотят — оскорбляют, унижают. Верь мне: я буду здесь техником, чернорабочим, землекопом, пока не положим последний камень, не пойдет вода, не завертятся турбины электростанции. Я, кажется, имею на это право. Ведь я был тут, когда закладывали основание плотины, вместе с Дурханом преграждали мы реку, отогревали с Мирко бетон, ведь тут Весо и Иван наладили камнедробилку, а Киро снова пустил кабель-кран…
Скала была залита солнечным светом, и казалось, что не облака, а она плывет. И они на ней, как на палубе большого корабля.
— Оля, мы ведь вместе достроим?
Младен не видел сейчас ни облаков, ни земли — ничего, кроме этой маленькой руки, которая беспокойно гладила дерево. Словно невзначай он накрыл ее своей ладонью. Девушка не отнимала руки. Он сжал ее.
— Ты посмотри, что вышло из тех черточек и линий, которые мы наносили на белый ватман! Трудно было даже вообразить себе что-либо подобное. Знаешь, Оля…
Он не договорил. Сколько лет он ее знает, а не видел, как нежны очертания ее лица. С мальчишеским озорством он спросил ее неожиданно: