Вечно он спешил, говорил с ней только о работе. А может, это происходило оттого, что он чувствовал себя виноватым и избегал объяснения? Никак не решался начать и ждал, что время постепенно излечит все?
— Почему, почему я ничего не сказал?
Траян говорил вслух, не боясь, что его услышат. Ему хотелось кричать, выплакать свое горе. Идти бы так и идти неизвестно куда, смотреть на зеленый берег, синеющие волны и не думать ни о чем, спрятаться от тоски, уйти от тягостных мыслей.
Траян чуть не упал, поскользнувшись о рассыпанную старую черепицу. Незаметно он очутился среди развалин села, наполовину затопленного. Далеко от берега из-под воды торчала одинокая труба.
На этих мертвых развалинах только аисты сердито стучали длинными клювами. Из года в год прилетали они сюда, и всегда их встречали нетронутые гнезда. Куда им деваться теперь? Одинокие и бездомные, птицы отчаянно били клювами по разбросанной соломе, по разбитым кирпичам и жалобно кричали.
Траян медленно побрел обратно. И он был одинок и бездомен, как эти бедные птицы. И он искал свое гнездо. Вон как та большая черная аистиха на берегу озера. Распластав крылья, она в недоумении озиралась. Птица несколько дней назад свила себе гнездо у самой воды. А теперь вода поднялась и гнездо исчезло. Птица вьется над водой, мечется, улетает и возвращается, долбит клювом землю. Она выбирает новое место, снова принимается строить — и опять на самом берегу, не подозревая, что через несколько дней и это гнездо скроется под водой.
Траян сидел на берегу и задумчиво водил веткой по земле. Он не заметил дедушки Гьоне, бесшумно приблизившегося в своих резиновых царвулях, тонувших в густой траве. Лишь когда старик подсел к Траяну, тот увидел его. Старик положил на землю пестрый разноцветный узелок с хлебом и снял шапку. Свалявшиеся седые волосы упали ему на лоб. Он опять надел шапку, снял царвул, перевязал веревкой портянку. Повернулся к Траяну, сочувственно взглянул на него и заговорил:
— Вот скоро и конец, товарищ инженер. Правильно говорится: начал дело — тут уж и конец близко. А ты что закручинился? Эх, не думай о том, что прошло, думай о том, что впереди. Вчера толковали мы с инженером Заревым. Говорит, поставят меня сторожем рыбу караулить: в озеро-то рыбу пустят. Не знаю, что и делать. Нравится мне тут, да старуха и заикнуться не дает. Что делать? Надо к ней ехать, присмотрит она за мной, одежонку починит. А то вон я на что похож…
Траян не слушал стариковской болтовни.
Прибрежные луга тихи и спокойны. Не слышно больше шума машин. Это — спокойствие после завершенного труда, после достижения цели. Но у Траяна в душе нет покоя. Куда он денется? Предложили ему ехать на новый объект начальником строительства. Но он не может и думать о другом строительстве. Как он уедет отсюда? Здесь осталась Дора. Этому водохранилищу отданы его мечты, его помыслы. Как он расстанется с Дорой?
Вдали, за озером, высокие горы окрасились розовым светом. Снег лежит на зубчатых вершинах. Одна из них словно бы подняла голову и хочет пробить небесный свод. Скалы, утонувшие в белой туманной дымке, угрожающе нависли над сосновым лесом и ущельями.
Взгляд Траяна скользит по вершинам, тонет в блеске снегов. Туда тоже добралась весна, и из-под этих снежных сугробов хлынули буйные потоки, устремились вниз. Они видны даже отсюда. Снега тают и наполняют озеро.
Маленькие глаза дедушки Гьоне, выцветшие от времени, неотрывно следили за Траяном. Старик вздохнул и покачал головой:
— Что тебе сказать? Ты не думай все об одном. У меня в ту войну сына убили. Что ж делать, слезами горю не поможешь. Прошлого не воротишь. Смотри-ка, как солнце заходит, небо все красное. Ветер будет ночью. Пойду погляжу, как там дела с рыбой…
Старик поднялся и теми же бесшумными, мягкими шагами пошел к заливу, где обычно приставали лодки.
Сейчас залив был пустынен. Только одна лодка приближалась к берегу. Таня и Киро замахали руками. Из лодки выпрыгнул Младен. Ольга протянула ему загорелые руки, ее голубое платье трепетало, как парус. Младен не сводил с девушки глаз.
— Оля, ты опровергла общепринятое мнение: я окончательно убедился, что голубой цвет идет брюнеткам.
— Младен, перестань! Лучше помоги мне, я никак не выйду.
— Хорошенькое дело! Обвала не испугалась, а сейчас прыгнуть боишься?.. Ну, так и быть, помогу голубой русалке выйти из волн.
Немного погодя еще одна лодка причалила к берегу. Вышел юноша с длинным шестом в руках. Он измерял глубину озера.
— Сколько? Сколько? — закричали все четверо в один голос.
— После прошедших дней вода поднялась на тридцать восемь сантиметров.