— Таня… Ой, совсем не так, — засмеялась девушка. — Мое настоящее имя Стоянка. Но приезжавшим к нам советским инженерам гораздо больше нравилось называть меня Таней. Теперь все меня так и зовут. И мне это новое имя по душе: оно связывает меня со строительством. Чувствую себя другим человеком. Ну, мне пора. Заболталась я с вами, а дома еще дел непочатый край.
Ее светлое платье исчезло среди камней. Младен смотрел девушке вслед, а думал совсем о другой.
Почему люди так по-разному ко всему относятся? Отчего строительство влечет Таню и отталкивает Лиляну? Младен снова вспомнил, что произошло вчера. Неужели этот вечер поставил последнюю точку в его отношениях с Лиляной? Он вспомнил, как стоял с билетами у входа в кино, то поглядывая на часы, то всматриваясь в обе стороны слабо освещенной улицы, и не знал, откуда именно придет Лиляна. Наконец увидел ее и радостно помахал билетами. Ничего, что они опоздали и пропустят хронику. Гораздо важнее, что она все-таки пришла!
Лиляна не торопилась, и он сам поспешил ей навстречу. Она прислонилась к фонарному столбу. Ее волосы отливали золотом. Лиляна улыбнулась, довольная, что он любуется ее сияющей красотой.
— Я не могу идти с тобой в кино. Приезжает моя тетя, мне надо быть на вокзале.
Она выразила сожаление, что так вышло. Говорят, картина хорошая, и к тому же скоро сойдет с экрана. Впрочем, может быть, она еще успеет посмотреть фильм вместе с тетей. А Младен, если хочет, может проводить ее до трамвайной остановки. Да кстати расскажет толком, куда это он уезжает. А то она ничего не могла понять по телефону. Во всяком случае, раз он предпочитает какое-то там водохранилище Софии, пусть пеняет на себя. Она не станет вмешиваться. Ей он представлялся несколько другим, более современным. А он, оказывается, готов все бросить ради какой-то чепухи.
Младену не пришлось и рта раскрыть: девушка говорила без умолку. А на остановке, наспех попрощавшись, она тут же вскочила в трамвай. На площадке Лиляна остановилась и, хотя мешала входящим, оставалась там, пока вагон не тронулся.
Трамвай ушел, а Младен так и остался стоять на остановке с билетами в руках.
Пока Лиляна была рядом, пока он видел ее загадочный взгляд, манящую улыбку, тонкие ярко-красные губы, стройную фигуру в облегающем костюме, он делал все, что она захочет. Но стоило ей уйти, и он почувствовал себя крайне униженным. Ему показалось, что она жестоко посмеялась над ним. Она даже не попыталась его удержать, спокойно позволила уехать. Ну что ж! Теперь уж ничто не удерживало его в Софии. Он постарается вырвать Лиляну из своего сердца, чего бы это ему ни стоило…
Все это произошло вчера вечером. Так недавно и так давно — словно бы в ином мире. И сейчас, здесь, в горах, вспоминая об этом, Младен испытывал незнакомое доныне чувство: он устыдился, что не столько искреннее желание работать на строительстве, сколько обида, нанесенная девушкой, привела его сюда. Но даже и теперь он не чувствовал ни гнева, ни досады, а по-прежнему мечтал о Лиляне, такой волнующей и желанной. Он снова хотел ее видеть.
6
Зарев проснулся в плохом настроении и хотел поскорее подняться с неудобной кровати, но пол был такой грязный, что он снова сел на койку, брезгливо поджав ноги. Повернувшись, он увидел спину мужчины, брившегося перед осколком зеркала, которое висело на стене.
«Наверное, это и есть Сиджимков, мой сосед», — подумал Младен, но не заговорил с ним, а принялся обуваться.
— Проснулись? Давайте знакомиться: Сиджимков Гаврил, но все зовут меня Гико. Сообщаю это на всякий случай, чтобы вы не удивлялись, если кто вас спросит про Гико. Ну, что вы собираетесь делать? Где думаете остановиться?
— Меня сюда направили.
— Да, вижу. Но это возможно только на время. Мне нужна комната: у меня бывают гости.
Сиджимков держал в руке электрическую бритву так, словно угрожал кому-то. Проследив за взглядом Зарева, он утратил самоуверенность и невнятно пробормотал: «Беспорядок, конечно. Уборщица приходит только раз в неделю, да и то не всегда. А мне некогда заниматься домашними делами…»
— Я буду только рад, если наше совместное пребывание окажется временным, — спокойно ответил Младен. — Дадут мне другую комнату, и я с удовольствием избавлю вас от своего присутствия.
— Да, но вы глубоко ошибаетесь, если думаете, что кто-нибудь позаботится и предложит вам комнату. Сами идите — требуйте, настаивайте, ругайтесь!
— Я еще не знаю здешних порядков.
Младен завязал шнурки ботинок и принялся разглядывать своего нового знакомого. Сиджимков тщательно брился, то придвигаясь, то отдаляясь от зеркала. Светлые непослушные волосы и синие с металлическим отливом глаза отражались в неровном стекле. Вот Сиджимков положил бритву на подоконник и, взяв большие ножницы, попытался подстричь усики.