— И все же, все же… А если только так можно спасти наш мир от грозящей ему катастрофы?
— Допустим. Придите открыто. Объясните. Берите добровольцев. Такие будут.
Но, может быть, они и приходили открыто? Вступили в контакт с правительством… Возможно, у них совсем иная структура общества…
— Или они сумели рассмотреть реальную структуру нашего общества… — Малдер, ты хочешь сказать… — Да. Я хочу сказать, что наше правительство предоставило им — добровольно — всю страну в качестве генетического материала. С точки зрения пришельцев — это мудро, поскольку такого смешения генов, как в Америке, нет больше нигде в мире. Так что мы успешно торгуем самым ценным, что у нас есть, получая взамен цветные стеклышки и пустые пивные банки. — Почему же мы не видим ни стеклышек, ни баночек?
— Получает-то их вождь… А кроме того, — я где-то читал такую фразу: лучшая машина — эта такая, которой вообще нет, а все что надо делается само. Возможно, инопланетные технологии, которые правительство получает, просто не могут быть восприняты нами как технологии. В первую очередь это касается тонкого управления поведением, памятью, эмоциями… Во вторую — я так подозреваю — управления случайными процессами. В третью…
— Малдер, смотри, он поворачивает…
— Вижу…
Грузовик свернул на узкую дорогу, ведущую к озеру и пестрому кемпингу на берегу.
— Опять решил отдохнуть, — проворчал Малдер, — похоже, оплата у него повременная…
Но грузовик миновал кемпинг и продолжил свой путь.
— Куда же он… — Малдер, нахмурив лоб, пытался вытащить из памяти этот квадрат карты. Ага… сейчас будет лес, еще цепочка маленьких озер, а потом городок Дримстрим и выезд на шоссе двести сорок шесть…
Миль двадцать пять до городка. Или чуть меньше.
— Что такое «Большая дюжина»? — спросила Скалли.
— Откуда ты… а, Фрохики. И его маленькая банда… По слухам, так называлась некая полуофициальная структура, образованная во времена Эйзенхауэра. Он же «Комитет двенадцати». В нее входили сам Айк, Гувер, Гордон Дин, Бжезинский, Джордж Буш… это те, кто засветил себя. Имена большинства членов даже первого состава «БД» пока неизвестны.
«БД» занималась — и занимается, я думаю, — сотрудничеством с пришельцами. Айк был последним президентом, который знал всё, — остальные знали только благую часть. Дескать, пришельцы помогают нам бороться с коммунизмом и раком… и далее в том же духе. Даже Бушу в этом смысле не удалось к нему приблизиться. В начале деятельности «БД» он занимался добыванием неподконтрольных денежных средств для деятельности комитета. Очень похоже, что именно Буш руководил операцией по ввозу кокаина в Штаты в пятьдесят восьмом и пятьдесят девятом годах. Из Колумбии через Кубу на рыбацких лодках кокаин доставляли на морские буровые платформы компании «Запатаойл», где Буш был генеральным менеджером, а оттуда — на материк, минуя береговую охрану. Это был хорошо налаженный конвейер…
— Очень похоже на страшные легенды… — А мы и живем в мире страшных легенд. Ты разве еще не заметила? — он помолчал, вглядываясь в дорогу. Огни грузовика исчезали за поворотами, появлялись вновь. Сумерки сменились почти полной темнотой, но Малдер не включал фары. Как он угадывал впереди асфальт — непонятно… — Конечно, во всем этом много домысла. Как всегда бывает, когда основной массив информации засекречен, а то, что становится известным, — случайно и разрозненно…
— Но ты говорил так уверенно…
— О «Большой дюжине»? К сожалению, это весьма достоверно. Мне было… знаешь, тяжело — это даже не то слово… пережить… как бы сказать… разочарование во всем. Я смотрел на людей и видел похотливых и грязных чудовищ, лжецов… давай не будем об этом, ладно?
— Ты начал сам.
— Да. Наверное, устал. Никому не рассказывал, даже матери… Нет, договорю. Потом это прошло. Я вдруг понял, что в каком-то главном смысле — ничего не изменилось. Нет, не так. Изменилось настолько радикально, что очистилось от мелочей, от подробностей… а вся эта дрянь:
«Большая дюжина» и все такое прочее — это и есть подробности. Вот есть я. Есть они. Этого достаточно для… отношений.
Скалли задумчиво приподняла бровь, хотела что-то сказать — и в этот момент пришел Свет.
Он пришел как волна, как цунами, ударил в ветровое стекло, расплескиваясь по сторонам, а потом накрыл машину собой и оставил ее на дне океана Света, всепроникающего, холодного, в мельчайших прожилках и крупинках. Он набивался не только в глаза, но и в уши, в ноздри, в легкие, оглаживал, обжимал и обволакивал кожу. Он был легкий и в то же время необыкновенно плотный…
Казалось, он будет всегда.
И все-таки он рассеялся. Исчез. Вытек куда-то через поры Мироздания… Скалли почувствовала боль в горле и поняла, что кричала. Громко, долго, визгливо…
12
Туман был рваный, низкий, по колено. От фар он будто бы горел — нервным спиртовым пламенем.
Малдер не знал, сколько времени они провели в состоянии шока. Десять минут? Двадцать? До сих пор он чувствовал себя так, будто в глаза насыпали горячего песка. Голова гудела, словно после близкого взрыва.
В сравнении с предыдущим разом — тогда, в Орегоне, — он перенес световой удар гораздо хуже. Видимо, тарелка убралась, — потому что мотор работал и фары светили.
Но Малдер просто не рискнул сразу сесть за руль. Тем более что впереди что-то смутно темнело.
Достав из-под сиденья фонарь, он вышел из машины. Ноги были слабые.
— Побудь здесь…
— Нет, я с тобой… — Скалли, неуклюже цепляясь руками, полезла наружу. Ее тоже качало.
— Что это было?
— Не знаю. Пойдем посмотрим…
Они прошли ярдов сто пятьдесят, постепенно приходя в себя — ночная свежесть действовала лучше нашатыря, — и увидели грузовик.
Он стоял накренившись, правыми колесами в неглубоком кювете. Огни не горели. Задняя дверь была закрыта. Молчание. Какой-то скрип.
Это скрипела открытая дверь кабины. При полном, казалось бы, безветрии.
— Ронхейм! Ты здесь? Нет ответа.
Кабина была пуста. На сиденье зеленовато поблескивали какие-то маслянистые пятна.
— Давай-ка посмотрим, что там за груз он вез…
Когда они шли обратно к заднему борту фургона, сзади снова раздался негромкий короткий скрип. Но это, наверное, просто остывал двигатель… Фургон был доверху заставлен тяжелыми картонными коробками с надписями на немецком. Малдер сначала пытался их разубирать аккуратно, потом просто начал вываливать на асфальт. Скалли помогала по мере сил. Если бы фургон был ими полон, работа затянулась бы на добрую треть вечности. Но, пройдя через несколько рядов коробок, Малдер провалился в пустоту. — Дай фонарь… — не оглядываясь, и, когда плотный цилиндрик фонаря ткнулся ему в руку, когда желтый мятый свет наполнил фургон, когда глаза увидели все, а ум всему поверил: — Скалли, лезь сюда… Она легко протиснулась между коробками и Малдером.
— Ух ты. — В фургоне, в пространстве, отгороженном от внешнего мира с одной стороны штабелями коробок, а с другой — двухрядной батареей темно-зеленых газовых баллонов, химическим унитазом и походной кроватью, стояло что-то вроде кубической палатки из толстой мягкой алюминиевой фольги. Сейчас стенка палатки была разорвана в клочья. Сквозь неровную дыру был виден медицинский стол качалка, обтянутый зеленой клеенкой. Позади стола посверкивал экранами и никелированными переключателями многоканальный монитор, вроде тех, что используют реаниматоры. И — что-то еще, похожее на три сросшиеся основаниями витые свечи, облитые слоем ртути. Глаз не мог задержаться на этом приборе… А рядом на самом обычном штативе были закреплены бутылочки с растворами, и из свисающих до пола трубок с иглами часто-часто падали прозрачные капли…