– Ладно, Лаврентий… Иди. Хочу немного один побыть. Слишком много навалилось. Даже для меня.
Берия направился к выходу, но Сталин его окликнул.
– Лаврентий. Подожди. Ты хороший работник. И организатор хороший. Но ты, уж извини, Лаврентий, гнилой интеллигент. Доверчивый ты. В людях не разбираешься. Поэтому Хрущ с Маленковым тебя там и схарчили… Шпион английский, ха.
– И югославский тоже.
– Не перебивай. Так что без меня ты пропадешь. Понял?
– Понял, товарищ Сталин, – Берия был серьезен, пенсне бликовало на неярком свету настольной лампы. – Я это понял сразу, как только поверил ему. Поэтому и не стал играть его сам.
* * *
Удивительно, но при общей отсталости электронной промышленности по сравнению с США, Германией или Британией большевистская Россия серийно производила перед войной вполне отвечающие мировым образцам телевизоры. Например, на заводе в Александрове, в 100 километрах северо-восточнее Москвы, выпуск бытовых телевизионных приемников был налажен уже в 1938 году.
Молчаливый водитель притормозил, разбрызгивая грязь, давешний сержант ГБ, на этот раз в штатском, перегнувшись через Андрея, распахнул дверцу и, не говоря ни слова, почти выпихнул его из «эмки». Андрей вывалился, но удержался на ногах. «Эмка» стрельнула вонючим выхлопом и укатила, оставив на прощание пару жирных брызг на брюках.
Андрея по-прежнему била дрожь. Он ослабил ворот косоворотки и нашарил в кармане клифта – иначе этот, с позволения сказать, пиджак, назвать было затруднительно – пачку «Норда». С наслаждением вдохнул дерущий горло дым.
Слева тянулся дощатый забор с колючкой поверху, упиравшийся в проходную какого-то завода. Справа радовала глаз покосившаяся, но свежевыкрашенная в веселенький зеленый цвет пивнушка с ярким, явно новым плакатом, от текста на котором глаза полезли на лоб: «Ешьте крабы! Они вкусны и полезны!» Фигас-се. Плакат настолько не соответствовал его представлению об эпохе, что голова пошла кругом. Хотя да, сейчас ведь активно осваивают Дальний Восток. Там этого добра завались, а тут к экзотике народ не привычный.
То ли уровень полиграфии подкачал, то ли художник видел крабов только на картинках, но изображенное на плакате чудовище явно должно было до смерти пугать местных аборигенов. Точно – ковылявшая вдоль стены бабулька, проходя мимо плаката, перекрестилась и снайперски сплюнула на плакат. Похоже, с целевой аудиторией тутошние рекламщики работали не очень хорошо.
Так, а что у нас в активе? В активе помимо справки об освобождении со стандартной «путевкой 101»,[2] удостоверения электрика и водительских прав (современного, конечно, образца) имелось аж двести тридцать рублей – «компенсация» за «Сименс», уже, верно, разобранный до последнего винтика в недрах какой-нибудь «шарашки». Как уж там бериевские бухгалтеры определили стоимость мобилы – неизвестно. Видимо, провели как дорогие часы. И что характерно – за разбитый плеер компенсации ему не полагалось.
От той мысли, что над его мобилой и дискменом сейчас ломают голову не меньше чем Ландау с Капицей, почему-то стало весело. Интересно, насколько он ускорил «мобилизацию» всей страны? Вряд ли намного – как Андрей понял из вопросов следователя НКВД, тут даже о транзисторе еще представлений не имели, куда там о микросхемах мечтать. Да и окружающая действительность, даже московская, оптимизму в делах высоких технологий не способствовала. Одно дело читать, какой рывок совершила страна перед войной, а другое – лично убедиться, насколько же этого – реально огромного – рывка было недостаточно.
Взгляд опять уперся в скособоченную пивнушку со «вкусными и полезными» крабами, и в Андрее проснулась, как казалось, навеки похороненная привычка – в какой бы город он ни приезжал, всегда брать местного пивка. Своего рода сравнительное коллекционирование. А тут был потрясающий шанс – попробовать пиво даже не из другого города, а из другой эпохи. Упустить этот шанс было невозможно никак.
Пивнушка, по рабочему времени, была пуста. Пиво до «Гессера» явно недотягивало, дерьмовое, прямо скажем, было пиво, но все лучше тюремной баланды. Заявленных на рекламном плакате крабов не было (продавец воспринял вопрос Андрея как дежурную шутку, видимо, уже привык). А вот раки были, и были они полный рулеззз. Продавец за стойкой смотрел на него с подозрением – надо было быть профессорской дочкой, причем из старой профессуры, дореволюционной, чтобы не опознать в клиенте недавнего арестанта. Ларечник (про себя Андрей называл его барменом) профессорской дочкой явно не был. Впрочем, клиент не буянил, стоял себе за стойкой и потягивал пивко. Несмотря на то, что торговля пивом – занятие околокриминальное спокон веку – что в части левака (недоливу и разбавлению, пожалуй, столько же веков, сколько и самому пиву), что по контингенту (тем более что славный город Александров располагался ровнехонько на сто первом километре от Москвы), с местными жиганами он дел не имел – побаивался. Хотя этот, пожалуй, был все-таки политическим – уж больно физиономия непростецкая. Десять классов, что называется, на лбу написано.
2
Отбывшие наказание осужденные во времена СССР зачастую получали т. н. «поражение в правах», в частности им было запрещено жить ближе 100 километров от крупных городов.