— О, Сиам может существовать, если ему так угодно, — великодушно позволил я, — если у меня нет причин усомниться в его существовании.
— А-а… — протянула она.
Она точно не слышала все это прежде, потому что я любил высказывать оригинальные гипотезы. У моей разносторонней натуры было столько граней, что я считал свое «эго» совершенно неистощимым. Джудит хихикнула.
— А что, если ты и впрямь усомнишься в существовании Сиама, Вуди?
— Это было бы жестоко по отношению к сиамцам.
Она громко рассмеялась, и я присоединился к ней, потому что, если бы я не засмеялся, это бы значило, что смеется она надо мною а это было бы совершенно невероятно.
— Любимый, — сказала она, повернув мою голову так, что могла куснуть меня за ухо. — Ты просто чудо. Послушай, но все, что ты так многословно объяснил мне, просто значит, что все вокруг: эти старые деревья, которые росли здесь столько лет еще до твоего рождения, звезды и старое доброе солнце, и сама жизнь — все это не настоящее, милый?
Я тупо поглядел на нее.
— Совершенно верно. В самом деле, любимая. Я никогда не видел, не слышал и не читал ничего, что могло бы опровергнуть мое убеждение, что эта Вселенная — продукт моего — и только моего — разума. Я вижу — значит, я существую. Могу взять это в качестве основного факта. Я замечаю, что у меня тело именно такое, а не иное — следовательно, должна быть физическая среда, в которой оно могло бы существовать.
— А как насчет того, что это твое стройное тело может быть результатом физической среды?
— Не перебивай меня, — терпеливо сказал я. — Не будь саркастична, и, прежде всего, не ерничай. Пойдем дальше. Поскольку мое существование требует определенного стечения обстоятельств, то эти обстоятельства непременно обязаны существовать, чтобы заботиться обо мне. И факт, что часть этих обстоятельств — старые, многовековые деревья и нестареющие небесные тела — не являются особо важными, указывает на то, что они созданы моим буйным воображением.
— Ого! — Она отпустила мою руку. — Да ты серьезно.
— Конечно, любимая. Ты поняла суть моих мыслей?
— Теоретически, о, любимый! Только теоретически. Но ты все время твердишь: мой, мое. А что, если изменить точку зрения и решить, что Вселенная — продукт моего воображения?
— Да ничего. Но это звучит несколько фантастически перед лицом моего бесспорного знания, что это — мое создание.
— Будь я проклята, — сказала Джудит.
Она могла говорить кое-что и похуже, потому что выглядела такой юной и милой, что никто бы не поверил, что это ее слова, люди просто предпочитали думать, что ослышались.
— Будь я навечно проклята, — сказала она и добавила еще парочку совершенно уже невозможным фраз.
Я был склонен предположить, что она имела в виду погоду.
Мы пошли дальше, она сорвала по пути травинку и стала ее жевать. Травинка была сочно-зеленой на фоне ее десен, а десны ее — яркое-красные на фоне нежных розовых щечек.
— Разве было бы не забавно, — сказала она немного погодя, — если после всей этой словесной чепухи вещи стали бы действительно исчезать, если ты начинал сомневаться в них.
— Я тебя умоляю! — резко сказал я и перебросил плавки из правой руки в левую, чтобы предупреждающе погрозить ей указательным пальцем. — Словесная чепуха? Объяснись же, Джудит!
— О, замолчи! — вдруг закричала она, весьма меня озадачив. — Я люблю тебя, Вуди, — продолжала она более спокойно, — но порой ты такой тщеславный осел. А, кроме того, ты слишком много говоришь. Давай лучше споем какую-нибудь песенку.
— Я не хочу петь какую-нибудь песенку, — холодно сказал я, — когда ты столь истерично несправедлива. Ты не можешь опровергнуть мои высказывания.
— А ты не можешь их доказать. Пожалуйста, Вуди, я не хочу спорить. У нас летний отпуск, мы идем купаться, я тебя люблю и согласна со всем, что ты говоришь. Я думаю, ты просто великолепен. А теперь, ради Бога, давай, для разнообразия, поговорим о чем-нибудь другом.
— Я не могу это доказать? — мрачно спросил я.
Она прижала свои тонкие ладошки к вискам и монотонно заговорила:
— Луна сделана из зеленого сыра. Это не так, но если бы ты в это поверил, а потом узнал, что это на самом деле так — вот это было бы доказательство. Я сейчас сойду с ума. Буду скрежетать зубами, махать руками и пускать пену изо рта, и тебя затошнит от меня!
— У тебя обычная женская логика, — ответил я ей, — эффектная, но совершенно не точная. С моей точки зрения. — Я сделал театральный жест. — А так как я — творец всего вокруг, — я широко взмахнул рукой, — то я могу все это и уничтожить. Так… Подумаем… Ну, например, возьмем вон ту старую благородную ель. Я не верю в нее. Она не существует. Она — всего лишь плод моего воображения, побочный, без рациональной подоплеки. И я больше не вижу ее, потому что ее там нет. Ее и не могло быть там, это физическая и экстрасенсорная невозможность. Это…