— Что случилось?
Она взяла мою руку и улыбнулась.
— О, папа, я не хотела тебя напугать. Ничего не случилось, только… — Она страдальчески сморщилась. — Она все время плачет… или почти все время.
— Да, обезьянка, я знаю. Она что-нибудь говорила?
Виджет торжественно покачала головой.
— Нет, и не скажет. Она только сидит и глядит вперед, а когда я подхожу, стискивает меня в объятиях.
— Она не очень хорошо себя чувствует, любимая. Но скоро все будет в порядке.
— Да, — сказала Виджет и глянула на меня как-то странно, исподлобья, так что я сразу вспомнил слова Кэрол об утрате доверия дочери.
— Виджет! — Я обнял ее и, увидев, как она поразилась, опустился на колено и взял ее за плечи. — Виджет… ведь ты доверяешь мне?
— Конечно, папа, — успокаивающе сказала она.
Я когда-то услышал, как психиатр сказал пациенту: «Конечно, вы — Александр Великий» почто таким же тоном.
— Конечно, с мамой все будет в порядке.
— Но что-то ты не очень весела.
Виджет взглянула на меня ясными глазами.
— Ты сказал, с ней все будет в порядке, — сказала она мне. — Ты не говорил, что сделаешь ее в порядке.
— А, — сказал я. — А-а… Погуляй возле дома, Виджет.
Кэрол я нашел оживленно суетящуюся на кухне. Мне сразу же бросился в глаза тот необычный факт, что вся еда была быстрого приготовления. Вероятно, она ничего не делала, пока моя машина не появилась возле дома.
Она улыбнулась мне одними губами и даже не сделала попытки поймать брошенную шляпу.
— В чем дело, кухарка?
— Ни в чем, — сказала она, обняла меня за шею обеими руками и заплакала.
Я зарылся носом в ее волосы.
— Я не могу это принять, — мягко сказал я. — В чем дело, любимая? Все продолжается?
Она кивнула и спрятала лицо мне в плечо. Прошло какое-то время. Прежде чем она смогла говорить, и сказала:
— Это все хуже и хуже, Годфри.
— Расскажи подробнее об этих изменениях, Кэрол.
Она покачала головой со страдальческим видом, закрыла глаза и отодвинулась от меня. Повернулась спиной ко мне, прижала к щекам кулачки и заговорила:
— Все изменилось, Годфри. Ты, я, Виджет, и дом, и все люди. Раньше все было нормально, прекрасно и совершенно, а теперь — нет. Не знаю, как именно, но нет. И я хочу вернуть все назад, сделать таким, каким все было! — последние слова были воплем, вырвавшимся из ее души, бессвязной речью мальчишки, который потерял свой складной нож и который до сих пор думал, что он уже слишком взрослый, чтобы плакать.
— Идем-ка, мягко сказал я и провел ее в гостиную, где усадил на кушетку, сел рядом и крепко обнял. — Любимая, послушай. Мне кажется, что мы с Генри напали на след всего этого. Ничего не делай. Только выслушай меня. — И я рассказал ей о том, как мы с Генри додумались до косметического салона. — Днем мы сели на телефон, чтобы узнать, кто его владелец. Мы обзвонили агентов по недвижимости, Торговую палату и трех парней по имени Смит. И везде — ничего. Мы никак не можем выйти на хозяина. Нам дали четыре номера телефона, которые не отвечают, и еще один, все время занятый. Но мы считаем, что это глупое дело не столь таинственно, каким представляется, и что мы все же во всем разберемся.
Кэрол поглядела на меня просветлевшими глазами и тихонько стукнула по моему носу указательным пальцем.
— Ты такой милый, Годфри. Такой чертовски милый, — сказала она и, все так же улыбаясь, снова заплакала. — Но что бы вы не сделали, вы не сможете вернуть потери — мою, и куклу Виджет в красном переднике, и героя Мари Генри… Их просто не стало.
— Ты забудешь это.
Она покачала головой.
— Чем больше проходит времени, тем больше потеря. Похоже, это так и есть, неужели ты не понимаешь?
Я чуть откинулся и поглядел на нее. Ее щеки казались чуть впалыми. Всего лишь раз за все эти годы она заболела, и тогда ее щеки стали точно такими же. Я попытался представить, что будет дальше, и то, как быстро она изменилась за последние несколько дней, меня испугало. А что с ней станет, если это не прекратится?
Я отпустил ее и встал.
— Я больше не могу выносить этого, — сказал я. — Просто не могу.
Потом подошел к телефону и набрал номер.
— Генри?
— Генри у тебя? — раздался напряженный голос Мари.
— О, привет, сестренка. Нет, у меня его нет.
— Годфри, а где же он?
— Не знаю. Что у вас произошло?
— Годфри, — сказала она, не ответив на мой вопрос, — Он действительно ударил Уикерхэма?
— Если ты так утверждаешь… — осторожно сказал я.
— Я не знаю, что думать, — отчаянным голосом сказала она. — Я видела, как он это сделал. Но я не могу понять, почему он по-прежнему работает у Уикерхэма. Как он может работать на него после того, что случилось?