— Именно так ты и делаешь, верно? — почти с обожанием спросил он.
— Ну, конечно. И ты мог бы так же, если бы только попробовал. Давай, Дрип. Приложи усилие.
Он наморщил лоб и сказал:
— Но ты не знаешь, чего именно я боюсь.
— Так расскажи мне!
— Ты станешь смеяться.
— Нет!
— Ну, ладно. Сразу за дверью справа. О, это ужасно!
Я встал и открыл дверь.
— Там нет ничего, кроме грязи, которую следовало подмести еще дня три назад.
— Вот видишь? — сказал он. — Ты хочешь, чтобы я глядел на все твоими глазами, но не можешь увидеть то, что вижу я. — Он уже почти плакал.
Я положил руку ему на плечо.
— Дрип. Перестань. Я могу увидеть то, что видишь ты. Я могу…
Ну, конечно же, я мог! Дрип был лишь частью всего остального.
Его мысли, его способ мыслить был лишь маленькой частичкой Вселенной. Почему бы и не увидеть то, что видел он?
— Дрип, я могу увидеть все, что видишь ты. Могу! Я все увижу твоими глазами. Вот, гляди!
И сразу же комната задрожала, все вещи неловко вздрогнули, и я понял, что Дрип страдал астигматизмом. И также, ощутив потрясение, я понял, что он страдал цветовой слепотой и одновременно видел все очень ярко и отчетливо. Гм-м!..
И тут я почувствовал страхи — миллионы неопределенных страхов, с которыми он жил всю жизнь, дни и ночи.
Потолок собирался обрушиться на меня. Пол собирался подняться и ударить меня. В комнате пряталось что-то, что могло в любую секунду наброситься на меня. Я чувствовал, как одежда облепляет и душит меня. В любую секунду я мог ослепнуть, если бы вышел на улицу, и задохнуться, если остался бы дома. Мой аппендикс мог лопнуть в одну прекрасную ночь, когда я был один, и тогда я умер бы в муках. Я мог подхватить какую-нибудь ужасную болезнь. Люди ненавидели меня. Они смеялись… я был так одинок. Я огляделся вокруг. Потом заглянул внутрь себя. Да, я сам себя ненавидел.
Постепенно напор окружающих предметов ослабевал, в то время, как ужас все рос. Я поглядел на Дрипа, он все еще плакал над своей чашкой кофе, но, по крайней мере, уже не дрожал. Зато дрожал я… Бедный, напуганный, мрачный плачущий Дрип казался мне в тот момент оплотом силы.
Наверное, я долгое время стоял неподвижно, постепенно выходя из него. Я должен был что-то сделать! Я не мог стать еще более жалким, чем Дрип. У меня все же было чувство собственного достоинства. Я…
— Ч-что, ты сказал, было там… за дверью?
Он вскинул голову, искательно заглянул мне в лицо, потом молча указал на дверь. Я протянул руку и распахнул ее.
Это крылось там, в углу в полумраке, ожидая, пока что-то пройдет рядом. Я захлопнул дверь, оперся на нее и смахнул рукавом пот со лба.
— Оно там? — спросил Дрип.
Я кивнул.
— Оно… Оно все покрыто ртами, — запинаясь, пробормотал я. — И все скользкое!
Он встал, отодвинул меня и выглянул за дверь. Затем рассмеялся.
— Ну, оно же такое маленькое. Оно не причинит тебе вреда. Погоди, пока не увидишь других. А что за дела, Вуди? Ты первый, который увидел их, помимо меня. Пойдем. Я покажу тебе больше.
Он встал, вышел первым и остановился, поджидая меня снаружи. Теперь я понял, почему он всегда не хотел первым выходить из двери. Когда он вышел, то наступил на извивающуюся тварь и принялся топтать ее, чтобы она не проскользнула внутрь у меня под ногами. Я понял, что, очевидно, делал это для него много раз, ничего не подозревая.
Мы стояли наверху лестницы. Ступеньки, извиваясь, уходили у меня из-под ног. Они выглядели такими хрупкими. Такими опасными. Но было терпимо, пока Дрип шел впереди. Он явно имел какой-то контроль над тысячами ползающих, крадущихся, дрожащих тварей, окружающих нас. Он поднялся на следующую площадку, и какое-то щупальце ударилось позади нас о стену. Я шел вплотную к нему, подавленный ненавистью, медленно сочившейся от этих тварей.
Когда мы добрались до его комнаты, находившейся этажом выше моей, он положил руку на дверную ручку и повернулся ко мне.
— Нужно быстро ворваться внутрь, — прошептал Дрип. — Внутри скрывается большая тварь. Мы испугаем ее, если ворвемся внезапно. Иначе он будет внутри и может найти нас там, а потом съесть.
Дрип осторожно повернул ручку и рывком распахнул дверь. Мертвенно-бледная масса, пропитанная кровью и тьмой, заполнявшая всю комнату, внезапно стала уменьшаться, сворачиваться в себя, словно таящий лед в печи. Повиснув в воздухе, размером уже со сливу, она мягко шлепнулась на пол и нырнула под кровать.
— Вот видишь, — с уверенностью сказал Дрип. — Если бы мы вошли тихо, то могли бы сами уменьшиться. Понятно?