— Боже мой! — хрипло воскликнул я. — Давай-ка убираться отсюда.
— О, теперь все в порядке, — почти небрежно отмахнулся Дрип. — Пока мы знаем точно, сколько сейчас времени, она не сможет вернуться до нашего ухода.
Теперь я понял, почему всю стену комнаты Дрипа покрывало такое множество часов.
Я хотел опуститься на стул, потому что почувствовал слабость, но заметил, что красный плюш прямой спинки слегка дрожит. Я указал на это.
— Что? А, не обращай внимания, — ответил Дрип. — Я думаю, там полно пауков. Пока что они еще никого не укусили, но все еще впереди. Стоит порваться плюшу, и они заполнят всю комнату.
Я взглянул на него.
— Это ужас… Дрип! Почему ты усмехаешься?
— Усмехаюсь? Прости. Просто, знаешь, я еще никогда не видел, чтобы кто-нибудь боялся моих тварей.
— Твоих тварей?
— Ну, да. Я же все время создаю их.
Никогда еще я не чувствовал такой злости. То, что меня, самого меня, напугали вымыслы его пораженного фобиями воображения, то, что заставило меня завидовать ему, с такой легкостью передвигавшемуся в его ужасном мире, то, что я принял на себя роль подчиненного — все это было невероятно! Это было… невозможно!
— Зачем ты создаешь их? — с холодной яростью спросил я его.
Его ответ, из всех возможных в этой изменяющейся Вселенной, был самым рациональным. С тех пор я все время вспоминаю его.
— Я создаю их, — сказал Дрип, — потому что боюсь этих тварей. С тех пор, как могу себя помнить. Я все время боялся и когда раньше не знал, чего именно боюсь, то вынужден был придумывать всяких тварей, чтобы было чего бояться. Если бы я не стал этого делать, то сошел бы с ума…
Я отошел от него, изрыгая проклятия, и стены комнаты разгладились, когда я вернул свою собственную точку зрения. Резкие цвета превратились в знакомые оттенки. И моя гипотеза, что Дрип невероятный человек, весьма быстро испарилась из моего сознания.
Я спустился к себе. Дрип был бы более счастлив, если бы не существовал, думал я, настраивая приемник на волну джаза. Он плохо влиял на эту… на мою Вселенную. У него такое же ужасное воображение, как и тварь в его комнате. И — что так же невероятно, — я остановился на трансляции концерта Чайковского си-минор. Джаз показался бы мне в этот момент отвратительным, потому что его любил Дрип, а я не хотел сейчас думать о нем.
По мягкому ковру коридора прозвучали тихие шаги и остановились у моей двери.
— Вуди…
— О, черт, — пробормотал я и крикнул: — Входи, Джудит.
Она нажала ручку двери и войдя, поглядела на меня.
— Наверное, я действительно стоящий парень, раз у меня такая прекрасная тень, — сказал я.
— Каждый мужчина в мире, кажется, готов таскаться за мной, — в тон мне ответила она, — но я настолько глупа, что пришла к тебе. Я пришла, чтобы сказать «до свидания».
— Куда ты едешь?
— Никуда.
— А куда еду я?
— Ты уже приехал.
— Я? Куда.
— Сюда. С моря. Ты забыл поцеловать меня перед отъездом. Это тебе с рук не сойдет.
— А-а… — Я встал и поцеловал ее. — Ну, а почему ты пришла ко мне?
— Я боялась.
— Чего? Того, что я завербуюсь на ближайший корабль?
Она кивнула.
— И этого и… я не знаю. Я просто боялась.
— Но я же обещал тебе, что останусь на берегу.
— Ты такой ужасный лгун, — напомнила мне Джудит без малейшей укоризны.
— Да? — сказал я. — Всегда?
— Насколько я тебя знаю…
— Я люблю тебя.
— …кроме тех случаев, когда ты произносишь эти слова, — поправилась Джудит. — Вуди, это — единственное, в чем я должна быть уверена.
— Да, знаю. — Я выпустил ее из объятий и взял свою шляпу. — Пошли куда-нибудь, поедим.
Я помню ту еду. Это была последняя еда, которую я съел на Земле. Суп с овощами, цыпленок табака и черный кофе в маленьком итальянском ресторанчике. И за кофе я снова рассказал ей то, что со мной произошло.
— Вуди, ты невозможен!
— Может быть. Может быть. В последние дни я посчитал невозможными множество вещей. И больше они не существуют. Дрип, например.
— Дрип? Что произошло?
Я рассказал ей. Она принялась надевать свою шляпку.
— Подожди, — сказал я. — Я еще не допил кофе.
— Ты понимаешь, что только что сказал мне? Вуди, если ты ошибаешься насчет всего этого… если веришь в это — то ты просто спятил. Но если ты прав — то ты убил того парнишку!
— Не делал я ничего подобного. Ни в каком виде. Черт побери, любимая, я знаю, это трудно осознать. Но Вселенная — это создание моего воображения, только и… всего. Дрип был просто невозможным… Ты сама сказала мне это, когда впервые увидела его.