Сайкс много лет изучал эту установку, прежде чем определил одну загогулину на проводе, которая запускала передатчик. Но куда и к кому отправлялась информация? И зачем? Несомненно, он думал об этом. Но для него это было не так уж важно.
А что будет, когда кончатся запасы провода? Кто-то или что-то появится, чтобы пополнить их и проверить машину? Вы знаете, старика вовсе не интересовали эти вопросы. Он просто хотел прочесть всю информацию, записанную в проводе, вот и все. Кажется, масса парней пишут книги и статьи по истории. И он жаждал назвать их всех лжецами. Он хотел показать им, как все было на самом деле. Можете себе представить? И вот я резал моей супергорелкой то, что выглядело, как твердая скала, но была сделана из вещества, которое и права не имело быть таким твердым. В этом-то я разбираюсь.
Было темно, на мне были темные защитные очки, а за моей спиной топтался старик, сверлящий меня глазами, потому что ему не терпелось добраться до несметных исторических записей. Наверное, он мечтал о том, как предъявит их всему миру и уничтожить всех специалистов со всеми их теориями.
Один раз я сделал передышку, чтобы дать горелке остыть, а мне немного отдышаться после того, как я столько времени глотал дым. И тогда, просто чтобы завязать разговор, я спросил Сайкса, что он думает делать, когда заработает передатчик.
— О, — ответил старик, — передатчик уже заработал. Сделал все, что нужно, и снова отключился. Это доказало, что мои расчеты верны. Провод движется через машину с определенной скоростью. Примерно миллиметр в месяц. У меня есть расчеты, но они не важны для вас. Однако, произошло кое-что, что позволило мне проверить их. Шестнадцатого июля, одна тысяча девятьсот сорок пятого года, если быть точным.
— Вы не говорили мне это, — сказал я.
— О, — обрадованно воскликнул он, — зато говорю сейчас! В тот день кое-что произошло, из-за чего на провод была поставлена загогулинка. И эта загогулинка запустила передатчик. В то время я как раз был в пещере. Передатчик вдруг ожил, и диск на его боку завертелся, как сумасшедший. А затем остановился. Через неделю я просмотрел газеты, чтобы узнать, что это было. Но ничего не смог найти. И только в августе я все понял.
Внезапно я тоже понял, на что он намекал.
— О… Атомная бомба! Вы хотите сказать, что передатчик включился, когда на Земле произвели первый, испытательный атомный взрыв.
Он кивнул. В отсветах раскаленной скалы он напоминал тощую старую сову.
— Правильно. Вот почему нам нужно спешить. А изолирована пещера была после второго взрыва бомбы на Бикини. Я не знаю, когда и кем будет принята эта передача. Не знаю, что тогда произойдет, если вообще что-нибудь произойдет. Я знаю лишь то, что сумел декодировать записи в проводе, и хочу расшифровать все там записанное, прежде, чем это сделает кто-либо другой.
Если бы эта стена была немного потолще, я бы вообще никогда не прошел сквозь нее. Когда я завершил последний круг, и вырезанная часть стены рухнула внутрь, моя горелка была на последнем издыхании. Так же, как и Сайкс. Последние пару часов он ни секунды не сидел на месте, а все прыгал вокруг.
— Работа тридцати лет, — не замолкал он. — Я ждал этого целых тридцать лет, и теперь меня ничто не остановит! Быстрее! Быстрее!
И когда нам пришлось ждать, чтобы остыли края отверстия, я думал, что он окончательно взбесится. Думаю, он был на пределе.
Но, наконец, мы смогли войти внутрь. Старик столько рассказывал мне об этом месте, что я чуть ли не почувствовал, будто попал в знакомую обстановку, хотя увидел все это впервые.
Там были машины: большая, все семь футов в высоту, похожая на гантель, и маленькая, в форме закругленного куба, с какими-то макаронинами наверху, которые старик назвал антенной.
Мы осветили все фонарем — само помещение было небольшим, примерно, девять на девять метров, и старик тут же бросился к машинам.
Оглядел их, чем-то поскрежетал, и вытащил знакомый уже провод. Затем замер и уставился на меня пустыми глазами.
— В чем дело, Док? — спросил я — я звал его Док.
Он откашлялся, пошлепал губами и снова откашлялся.
— Барабан пуст. Пуст! Здесь только восемь дюймов провода. Только восемь… — и он упал в обморок.
Я бросился к нему и стал трясти, пока он не заморгал. Потом немного пришел в себя и встряхнулся. И даже сумел сесть.
— Заменен, — сказал он хриплым. Как карканье ворона, голосом. — Кемп! Они здесь были!
До меня начало кое-что доходить. Нижний барабан был пуст. Верхний — полон. Вся установка была готова, чтобы начать новую запись. А куда девалась работа, на которую Сайкс потратил целых тридцать лет?