— Вот и ладно, молодец, давай снимай это — и спать. Прими таблетку, ну, пожалуйста, или ты так уснешь?
«Инесса тоже не плачет», — отстраненно отметила Даша. Видимо, подруга чувствовала ответственность за нее и усилием воли прекратила рыдания. Несси всегда была сильнее, хищнее. Она говорила, что Дарья — фарфоровая ваза, а она, Инесса, — ваза из очень толстого стекла, которую и об пол с трудом разбить можно. В глубине души Даша была не согласна с подругой, ей не очень нравилось Инессино перетягивание одеяла на себя и позиция «Я тут самая сильная», но у всех есть свои маленькие недостатки. И все это теперь неважно, неважно…
Она сняла кофточку и встала. Голова должна бы кружиться — а не кружится, перед глазами все должно плыть — а предметы четкие-четкие. Все не как у людей. Или это всегда так? В романах врут. Врут. Врут…
Врут о том, что всегда всё заканчивается хорошо, и все живут долго и счастливо.
Они вместе с Ники… Он улыбается ей, она смеется, он листает газету, смешно выглядывая на нее поверх очков для чтения. Сколько таких моментов, которых уже не будет никогда.
Колючий. Настоящий, живой, теплый, который так любит спать до двенадцати. Его нет. Его просто нет.
Ники.
Имя вспыхнуло ослепительной черной звездой, и свет наконец-то благословенно померк.
Никаких снов ей не снилось, кошмары, видимо, решили, что с нее и реальности достаточно. Реальность вернулась мгновенным воспоминанием. Ники!
Даша вздрогнула и закусила угол подушки.
В спальне было почти темно, пробивался сквозь неплотно закрытые занавески сумеречный свет. Рядом кто-то шумно сопел; Даше даже оборачиваться не надо было, чтобы понять, что это Хуф. Любимый шарпей пришел и улегся рядом. Который час? Утро? Вечер? И должно ли это ее интересовать?
Инесса была права: после сна что-то изменилось, но нельзя понять, в лучшую или в худшую сторону. Прежней закостенелости не было, возвратилось понимание происходящего вокруг, полное безразличие куда-то утратилось… И все же, Даша предпочла бы, чтобы оно вернулось. Сейчас было очень больно, внутри что-то тянуло, и от этого хотелось выть.
А еще очень хотелось в туалет.
«Пусть, — подумала Даша. — Умереть от разрыва мочевого пузыря — и все. Какая разница, от чего умирать. Не всем погибать красиво».
И все же она заставила себя встать. Вот теперь голова кружилась, к горлу подкатила тошнота. Даша открыла дверь спальни, держась за стенку, прошла по темному коридору и захлопнула за собой дверь в туалет. Унитаз был ослепителен. Дарья села на пол, обняла белого друга и… наконец-то расплакалась.
Слезы бежали ручьем, и теперь было плохо, плохо, и еще хуже было все от того же отсутствия выбора, от бессилия что-либо изменить. Больше всего на свете Даша ненавидела это ощущение бессилия: от тебя не зависит ровным счетом ничего, все уже случилось, и тебя не спросили. Ну кому, кому понадобилось забирать жизнь Ники? Кому он помешал? Зачем — эта слепая случайность, эта смерть в огне? За что это и ему, и ей?
В дверь забарабанили.
— Эй, Дашка! С тобой все в порядке?
Идиотский вопрос. Впрочем, Несси никогда не отличалась точностью формулировок. Ясно же, что в порядке больше не будет никогда.
— Дашка, открой, я волнуюсь! Иначе дверь вышибу, ты меня знаешь!
Она знала: Несси способна стенку по кирпичику разобрать, но добраться до цели. Даша протянула руку и отперла дверь, Инесса ворвалась внутрь, и женщины зарыдали уже вместе.
— Ну почему? Почему? — всхлипывала Даша, и горе от этих слов делалось еще больше и сокрушительнее.
Спустя полчаса Инессе удалось уговорить ее выйти из санузла. Подруга усадила Дашу в кресло в гостиной, укутала пледом и всунула ей в руки здоровенную чашку с зеленым чаем. Дарья прихлебывала горячий напиток, не соображая, что пьет и зачем.
— Почему? Почему? — повторяла она, как заведенная.
Инесса говорила много успокаивающих слов. Инесса вообще много говорила, видимо, она считала, что так Даше будет легче, но назойливый зудеж мешал. Снова захотелось в туалет, Дарья встала и побрела в санузел. Захлопнувшаяся дверь отрезала жужжание Несси, и в голове снова стало пусто и ярко.