Выбрать главу

Может, стоит дать еще один шанс айдаю покойницы?

«Санди таймс», 24 мая 2015 года

Десять вещей, которые нужно знать о мире, где люди обладают полной памятью

Марк Генри Эванс

1. Секс с одним и тем же человеком постепенно становится все менее интересным, из-за этого участятся измены. Повторения плодят скуку, особенно если люди помнят, как они двадцать лет занимались этим в одной и той же миссионерской позе.

2. Те, кто много лет вместе (возьмем, к примеру, двадцатилетнее партнерство), будут точно знать, почему они до сих пор не разошлись.

3. Людей будет разделять цвет кожи, а не число дней, которые они помнят.

4. У детей до восемнадцати лет будет чуть меньше наглости и чуть больше уважения к родителям.

5. Никому не составит труда отличить факты от фантазии.

6. Вместо предметов люди будут коллекционировать впечатления, никто не станет забивать домá ненужным хламом.

7. Люди будут постоянно пьяны (или под наркотиками), пытаясь убежать не только от настоящего, но и от прошлого.

8. Люди станут вести дневники от скуки, а не от нужды, и капитализация «Эппла» окажется в два раза ниже той, что сейчас.

9. Общество будет ограждать себя от людей с неполной памятью, помещая их в заведения для умалишенных.

10. Люди будут понимать истинный смысл любви и ненависти.

Роман Марка Генри Эванса «Прозорливость бытия» повествует об убийстве, совершенном в темном, искореженном мире – в альтернативной версии современной Британии, где большинство людей обладают полной памятью. Книга выйдет из печати в феврале 2016 года, твердая обложка, цена 11,99 фунта.

«Санди таймс», 31 мая 2015 года

Письмо в редакцию

Сэр,

«Десять вещей» Марка Генри Эванса (24 мая 2015 г.) – это десять ящиков дерьма. Ваш романист предлагает читателям своего будущего романа умерить подозрительность и поверить в параллельный нашему мир-антиутопию, где люди обладают полной памятью. Сей высококонцептуальный замысел настолько высосан из пальца, что становится смешно. Как подобный мир вообще может существовать? Если люди и вправду поймут истинный смысл ненависти (как утверждает мистер Эванс), они станут убивать друг друга без зазрения совести. Произойдут мировые войны, террористические акты, появятся диктаторы-мегаломаньяки, религиозные экстремисты и прочие ужасы. Цивилизация перемелется в пыль и вскоре исчезнет, изувеченная собственной ненавистью. Или человечество попросту сметет себя с лица земли ядерным апокалипсисом.

Я потрясен тем, что ваша газета решилась предложить разумным читателям подобную ахинею в качестве рекламы новой книги какого-то литератора. Далеко не лучший способ потратить 11,99 фунта. Лично я за эти деньги поставлю на свой айдай новую программу.

Вам должно быть стыдно, мистер редактор.
ВОЗМУЩЕННЫЙ ЧИТАТЕЛЬ
Оксфорд

Глава пятая

София

8 сентября 2013 г.

Мариска высекла искру. Материал для растопки пришел два дня спустя с газетной заметкой.

Раздел «Литература и искусство». С фотографии на заглавной странице мне улыбается Марк Генри Эванс. В руках у него книга «На пороге смерти», он ее сейчас будет подписывать. Довольный, словно кот, который поймал крысу и заглотил по этому поводу целую бутыль шампанского.

В тот же вечер я впечатала первые слова в дневник, выданный мне начальством. Это оказалось нетрудно. В конце концов, я знала, что такое быть дуо. Слова давались мне легко. Текли, словно хорошая водка. Я прилежно фиксировала дату, время и событие. Я записывала «факты» своего убогого существования. Все и каждый. Я писала, чтобы освободиться. Чтобы спастись. Чтобы отомстить.

Без малого двадцать лет закупоривать в себе мечту о расплате – и вот она льется наружу потоком слов.

10 сентября 2013 г.

Песец подкрадывается незаметно. Когда его меньше всего ждешь. Именно такой песец явился ко мне в 1995 году. Оглушил и раскатал. Правда восставала от сна – вспышка за вспышкой. Правда, которую я хотела забыть. Правда, что осталась позади. Правда, вымаранная из моих дневников.

Все произошедшее после моего двадцать третьего дня рождения проматывалось теперь у меня в голове. Неслось на меня безжалостной волной.

Наваливая на душу непосильный груз вины, страха и раскаяния.

Вина. Смерть персидского кота Катапульта через три месяца после моего двадцатитрехлетия. С каким горем я зарывалась лицом в его шкуру. Такую мягкую. Такую бархатную. И такую безжизненную. Правда состояла в том, что мне было лень записывать в дневник симптомы его болезни. И хотя он тяжело дышал вот уже несколько дней подряд, я не пошла с ним к ветеринару. Потом у Катапульта остановилось сердце.