— У меня парень, — скулит она, — брат Миши. Мы давно с ним. А сейчас… Сейчас мне… Миша нравится…
Фу ты, ну ты, лапти гнуты. Страсти шекспировские.
— Мне теперь только повеситься…
На меня накатывает смех:
— Наташенька, утрись, родненькая. Есть от твоего горюшка избавление.
— Какое? — Глядит размазанными глазами.
— А ты усынови их. Обоих.
Наталья замирает на полувсхлипе. Хлопает ресницами так, что тушь брызжет.
— Обоих? Ну, ты… Это уж ваще…
— А что? — Хохочем вместе. — Нормально. Чего тебе-то страдать? Пусть лучше они мучаются.
В зеркале ванной Наташкино лицо уже с улыбкой…
Если жизнь кино, то, наверно, южноамериканский сериал. И все мы — Луис Альберты, Марианны, Изауры…
— Нет, вы представьте, — мелет Стасик заплетаюшимся языком, — Живет в обществе слепых зрячий. Один зрячий…
— Уж не ты ли? — Макс насмешливо отстраняет его с дороги.
— Нет, не я. Слепые живут по своим законам. У них особый мир. Они все воспри-нимают по-другому. Слепые благожелательно относятся к зрячему, дают во всем разобраться самому. Никто на него ни в чем не давит…
— А он таскает у слепеньких конфетки из сахарницы…
— Нет, не таскает. — Стае обращается к Юрке. — Зрячий среди слепых начинает чувствовать себя ущербным, понимаешь?
— Отстань, — отмахивается Юрка.
— Нет, вы понимаете? — возвышает голос Стае, — Он выкалывает себе глаза. Чтобы видеть мир, как все. Юрка, это ведь ужасно больно — выколоть глаза?..
— Не очень, — Юрка дружески хлопает его по плечу, — хошь, выколю?
— Внимание. Армейская песня. Для данной аудитории исполняется впервые, — раскатывается голос Мишки. Улыбается, а побледнел.
Вчера пришло письмо солдату, я с ним в одной казарме сплю,