— Не дураки, однако, мы с тобой, — засмеялся Серба, объяснив свой манёвр Ирине, — ты не сердишься?
— Ну что ты! Я сама сидела как на иголках, боялась как бы ты меня не изругал за дурацкий визит, — призналась Иринка.
— Почему дурацкий? Обыкновенные люди, как мы с тобой. Правда, крепковато на водочку нажимают, но так это же, согласись, дело вкуса. Да и без нас они теперь не соскучатся. К тому же Марик мой давнишний приятель. Мы с ним немало в сфере культуры покуралесили…
— Сеня, как же, мы ведь про кино забыли! — Ахнула Ирина.
— Вот уж неправда. Кто забыл, а кто и нет, — усмехнулся Сенька, взглянув на часы, — если по–спортивному, так должны успеть…
— Ты у меня — чудо! — Радостно вскрикнула Иринка, подпрыгивая и целуя Семёна. Он не дал себя долго уговаривать и ответил, приподняв её и кружа, как маленького ребёнка.
Вскоре в цехе стало известно, что в типографии назначили товарищеский суд над Мадоляну. Парторг Краминов остановил Сербу, когда тот уже помылся и собрался домой. Электрочасы, висевшие на кронштейне у входа в спекательное отделение, показывали без десяти пять.
— Погодь, Серба, дело есть!
Серба относился к сухопарому Краминову без особой симпатии, потому что парторг, как ему казалось, поддерживает Петлюка, и потому остановился с неохотой. Но Краминов почти дружелюбно положил ему руку на плечо и продолжил, как ни в чём не бывало, как бы не замечая неприязни рабочего:
— Сейчас я в типографию еду. Судят того Мадоляну, так я хочу тебе предложить — поехали вместе! Ты, фактически, раскопал отношения Эдуарда с Людмилой, знаешь по этому делу больше нас всех и язычок у тебя хлёсткий. Я им пообещал, что от наших рабочих будет толковый выступающий. Надеюсь на тебя.
— И зачем только тебе понадобился мой язычок хлёсткий? — Усмехнулся мысленно Серба. А вслух коротко бросил: — Ладно, едем!
Они пошли, обогнув здание спекательного отделения к дробилке, где стоял «ИЖ» Краминова.
— Держись! — Посоветовал, устраивая тощий зад, парторг, за ним прилепился и Сенька. Отзываясь на резкий взрык пускача, мотоцикл простуженно чихнул, взревел, и мужики понеслись по заводу, обгоняя идущих со смены.
— В помощнички записался–а–а? — Крикнул с боковой аллейки Евстафьев.
Ничего не разобрав, Серба успел помахать ему рукой. Притормозив у ворот, чтобы показать охране пропуска, мотоциклисты в миг проскочили пригородом, вырвались на простор Жилмассива и понеслись в типографию. слегка опаздывая, поскольку начало суда намечено было на пять. Вот они промчались по Тёщиному Языку — извилистому въезду на путепровод через железную дорогу, спустились по улице Чекистов и уже собирались, нетерпеливо поглядывая на красный глазок светофора, перемахнуть через проспект, когда «ИЖ» закашлялся и заглох. Краминов попытался оживить машину, раз за разом резко утапливая рычаг пускача, но безуспешно. Пришлось откатить мотоцикл к тротуару и заняться ремонтом. Краминов, видать, не особенно разбираясь в своём красавце, заинтересовался двигателем, Серба же совершенно не смыслил в мототехнике и безучастно стоял рядом, глазея на прохожих.
— Вы же раньше слесарем работали, говорят, — подковырнул Серба, но тотчас раскаялся, когда увидел потное, запачканное смазкой лицо Краминова, когда тот беспомощно взглянул на Семёна.
— Слесарничал, конечно, факт, но по другому профилю, а тут с зажиганием что–то. Всё не минуты в книжку, как след, заглянуть. А ты тоже не шурупаешь по мотоделу?
— Тоже!.. Ну что мы прогавили собрание, это точно, но вот катить его, гада, через весь город, — удовольствия мало…
— Сам, не беспокойся, — с кротостью настоящего мотоциклиста ответил Краминов, — пошли!
Но Серба опередил его, так как стало стыдно за своё хамство. Не из жалости к Краминову, и не из подхалимских соображений, как поступил бы в подобном случае дармоед Минченко, а из интуитивного чутья, что Краминов «свой», работяга, что он ещё не успел закостенеть в бюрократизме и поэтому достоин, чтобы к нему относились пока что на равных. Когда Краминов собрал и уложил инструмент в брезентовую сумку, притороченную к заднему сидению, Семён тронул «ИЖ» с места.
— Всё–таки, двое — не то, что один, скорее для самого себя, чем для Краминова, шедшего рядом, отрешённо сказал Серба, смущённый тем, что две распатланные девицы, попавшиеся им навстречу на тротуаре, осмеяли его.
— А что, Евсеевич, правду болтают, будто Петлюка жена бросила? Вроде к предзавкому ушла…
— Кто болтает, у того и спроси… А от кого слыхал?..