1946‑й. Живем по ул. Розы Люксембург, 84, снимаем комнату у сестёр Гусаровых. Весной по улице мощные ручьи, запуск корабликов, беготня по лужам.
На углу улицы у соседнего дома, где живет страшный человек «зубной рвач», пацаны постарше играют «в маялку». Это кусочек мохнатой овчины с пришитой тяжестью, например, фрицевской пуговицей от «ихней» шинели, или кусочком свинца. Эту маялку надо как можно выше и дольше подкидывать внутренней стороной ступни. Игра «на вылет». Делаются ставки. Играют охотно также «в железку». Круглой железкой или пятаком кидают в кирпичную стенку, стараясь, чтобы твоя железка отскочила подальше от стены. «огда ты победил и взял кон.
Летом море цветов, всепроникающий запах фиалок. Новые забавы. Толстой проволокой с концом, загнутым в виде латинской буквы «V», катаем по улице любые круги и кольца из металла. Поддетые и поддалкиваемые этим проволочным приспособлением, круги увлекательно катятся по улице.
Месяца два провел на хуторе у дедушки и бабушки. По целым дням лажу по огороду, в меру сил занимаюсь прополкой, ем вишни прямо с ветки. Через день хожу в балочку к ставку, набираю букет разных пахучих цветов и травы, а дома раскидываю по полу в светелке. Приятно пахнет, а с иконы в правом углу, украшенной вышитым бабусей рушником с петухами и мудрыми изречениями, строго смотрит Николай–угодник, очень похожий на всесоюзного старосту Михаила Ивановича Калинина…
Моя разведка давно заметила на соседском огороде (после войны усадьбу, занятую раньше правлением, отдали переселенцам Панасенкам) в зарослях картошки мереживо арбузных лиан. Замечен и небольшой тёмнозеленый кавунчик, благостно нежившийся на солнцепеке. С неделю меня одолевали сомнения, но потом сластолюбие победило совесть и я решился украсть кавунчик. Несколько дней я ползком, считая что незаметен, подползал к кавунчику, но сорвать не решался. Наконец, наступил день позора и я его утащил в заросли нашей кукурузы и разбил. Он оказался едва розовым, но, как всё в детстве, необычайно вкусным. Сосед, конечно, по рву, пропаханному мною в мягкой земле при многократных подползаниях, понял, кто тот зловредный хомячок, но по вековой крестьянской мудрости и доброте никогда не попрекнул. Хотя у него росли две дочки и они тоже ожидали тот кавунчик… Прошло более полувека, но мне до сих пор стыдно при воспоминании об этом злодеянии… Возможно, это чувство стыда и удержало меня во взрослой жизни от разных страшных и позорных дел…
Зимой 47‑го пацаны постарше носились по улицам на коньках. В моде были «дутыши». Когда по улице Карла Либкнехта проезжала редкая грузовая машина, ватага пацанов с длинными проволочными крючьями гроздью цеплялась за задний борт и уносилась на буксире вдаль. Правда, обычно через минуту шофер притормаживал и кидался на пацанов с искренними матюками, отчего они разбегались. Как только у какого–нибудь «благополучного» ребенка заводились новые коньки, их тут же «сдрючивали» буйные «дикие» подростки. Мне поэтому мама коньки так и не купила, возможно, сохранив от мордобоя уличной шпаны.
Сосед Витька Коптин (сын начальника Сталинского райотдела милиции) был большой хулиган и держал в страхе всю улицу. Но ему всё сходило с рук благодаря отцу. Все говорили, что он подонок, но накладно связываться…
Первые послевоенные выборы. Нина Григорьевна, мамин заместитель в бухгалтерии ОРСа судоремзавода, сказала, что «они хотят заменить одних идиотов на других». Я спросил вечером маму, что означают слова Н. Г. Мама очень испугалась, узнав, что я подслушал и запомнил их разговор, и суровым голосом потребовала, чтобы я выкинул эти слова из головы и никому их не говорил.
Вообще, мама была строгая и многое запрещала говорить, хотя не запрещала думать. Однажды я играл с пацанами в футбол, бегали, орали, а затем пацаны постарше присели на развалинах завода Войкова покурить. Прошла молодая женщина, назовем её Таня, наша соседка из следующего двора. Она была красивая и в американской короткой юбке. Кто–то сказал, что она проститутка. Пацаны заржали. Я ещё не знал этого слова и подумал, что про тетю Таню, надо же, всегда говорят хорошее. Придя домой, я радостно крикнул маме с порога, что тётя Таня проститутка. Мама без всякой подготовки врезала мне по уху и сказала, что это слово грязное, оно позорит ту женщину, про которую его говорят, и чтобы я его никогда не смел произносить. Ещё она сказала, что тётя Таня порядочный человек, а на неё наговаривают мужики–пьяницы…