II
Волк и Огненная Птица
Какой сегодня день? Пятница.
Весна. Всё то же одиночество, всё те же стены. У меня нет дома. А это - только приют, пристанище, укрытие.
Приют... Мне здесь не уютно.
Пристанище... Если бы могла, я бы не останавливалась здесь никогда.
Укрытие... От кого?
Я - свободный волк, и в стае псов мне нечего делать. Он - Огненная Птица, Вольная Птица. Его душа прекрасна. Я слепну, когда думаю о нём. Могут ли сойтись Волк и Птица? Не погубит Волк Птицу?
Дождь... Я всё равнодушнее к изменениям погоды. Но каждая неудача отдаётся в душе грохотом. Всё рушится. Я истощена эмоционально. Мне нужен кто-то, кто будет со мной...
Нет, не пытайся скрыть, ты знаешь. Тебе нужен он. Существуют разные состояния: желать, хотеть, обожать, обожествлять. Можно быть просто жадным до чужой красоты (или денег). А я - люблю. Я называю его ангелом. Огненным ангелом. Можно говорить, что ты надеешься и веришь мечтам, а делать совсем по-другому. На самом деле путей - тысячи. Но видишь ли ты их все?
Я рвусь вперёд, на воздух, где стены не стискивают меня ,как клетки, грозясь заточить в себе навеки.
Я иду к тебе или от тебя...
Я плыву к тебе через все моря,
Через страны грёз и костры миров,
Но, отыскав тебя, найду ли я любовь?
Мне плыть - и не доплыть,
Лететь и всё забыть.
Сквозь стекло их глаз и могилы слов,
Как свободным быть, но не потерять любовь?
Если я куплю свечи и зажгу, остальные жильцы дома подумают, что я сошла с ума. Не-е-ет, сойти с ума можно от их каждодневных разговоров. Они всегда об одно и том же. Ничего не меняется из года в год.
Мне почти нечего читать. Правда, у меня есть книги в электронном виде. Мне не достаточно электронного мира, электронной почты и такой низкой скорости передачи данных. Как хочется поговорить с человеком вживую! Но он далеко.
Мне не нужна пышная и богатая жизнь (не потому что таковой я пресытилась). Мне нужна творческая жизнь (в чём смысл моего существования). Меня всё время пытаются заставить лаять по-собачьи (следовать их правилам, даже во внешнем виде). Но я не забываю, что я Волк.
Волк - дикое мудрое животное. Он не нападает ни на кого просто так, от бешенства. Каждая трусливая шавка пытается доказать, что она грозный кирпичемордый пёс, поэтому нападет первой, истошно лает и рвёт в клочья, нападая со спины.
Волк только защищается или добывает пропитание. В волчьей стае дисциплина и строгость. Не люди придумали дисциплину. Она уже существовала в природе. Человеку дано только учиться у Природы.
Но человек зарывает Истоки, не помнит Корней. За что же ему держаться?
Так делают не все. Кто поймёт мои слова, согласится. Но пока помнящих мало, позабывшие бродят впотьмах, как слепые котята в горящем мешке.
Солнце и Луна, приливы и отливы, рассвет и закат, жизнь и смерть. Это было и есть в природе, циклы.
Найдите последних индейцев, найдите и спросите их: что было в их преданиях, было ли там что-то о человеческих жертвоприношениях. И они ответят: нет. Были те, кто наносил вред, были те, кто приносил пользу. Всегда есть опасность, есть азарт охоты.
Другое дело честность и искренность. Нигде и никогда не приветствуются лицемерие и ложь. Нигде и никогда, как здесь и сейчас. Вот парадокс.
Хитрость - вовсе не ум, это изворотливость и приспособленчество.
Его глаза и губы. Мне хочется быть рядом, сказать, что он мне нужен. Я не видела его в жизни, только на фотографиях, читала его ответы на чьи-то вопросы, какие-то фразы.
Иногда мне кажется, что он существует только в моём воображении. Но это не так, он есть. Это единственное, что я знаю.
Эти дома всегда спят - они мертвы и безмолвны. Я не эксцентрична, но иногда на меня находит ужасная депрессия, заставляющая меня поступать несколько по-иному, чем в какой-либо другой, более удачной ситуации.
Эти дома чужды мне, а я - чужда им. Что ж, я всегда готова сорваться с места, собрать свои вещи и уйти. Чтобы набрести на другое убежище.
III
Рукописи не горят
Моя душа всегда готова плакать и петь. Я не знаю, почему, не знаю, для чего. Может, для кого-то я покажусь занудой. Это не так.
Иногда мне кажется, что я слышу, как кто-то шепчет мои слова. Или это я шепчу их?
Таинство созидания в этом. Союз Разума и Души, под предводительством Души. Преднамеренно ничего нельзя создать. Ты не знаешь: как начать и чем закончить своё повествование, когда только начинаешь работу. Можно написать целую книгу, но не о чём. Можно вложить в пару строк ёмкий смысл.
Горят ли рукописи? Засыпая, я думаю. Даже если сгорит какая-то из твоих рукописей, сможешь ли ты восстановить её по памяти? Или она останется в тебе, в твоей душе, но снова перенести на бумагу ты её не сможешь?
Когда пишешь, не задумываешься, КАК писать. Изощрения излишни. Каждый пишет так, как привык, как ему удобнее. Позже, когда отхлынет волна, ты смотришь на написанное тобой и удивляешься: неужели это ТЫ написал.
Горят ли рукописи? Когда чьё-то произведение производит на нас сильное впечатление, это запечатлевается в нас, у нас внутри. Мы помним даже отдельные сюжеты и фразы, но вспомнить их можем только случайно. Идея остаётся в нас. Книга за книгой открываются новые миры, созданные авторами и живущие в них. Стремление к лучшему, тоска о лучшем - вовсе не тривиально. Если нас затронули строки, то их не выжечь, не стереть из наших душ, из нашей памяти.
РУКОПИСИ НЕ ГОРЯТ.
IV
Уже никогда
Твой образ, твои движенья. Смог бы я спутать их чьими-то другими? НИКОГДА. Это строгое слово, оно приколачивает намертво.
Бывает ли мне страшно? Нет. Я не боюсь воронов и полночи, воя волков и летучих мышей. Символизм искажает реальность и её восприятие. По крайней мере, так считаю я.
Меня никто не ищет. Мне некому писать письма. Я не знаю: жива ли та, чей портрет стоит на моём письменном столе. Я почти не помню себя раньше - без этой серой тени на лице и обречённого взгляда...
Увижу ли я её, ту, что люблю даже сейчас, превращаясь в прах? УЖЕ НИКОГДА. Время так не благодарно. Или всё зависит от людей?
Я подхожу к часам и говорю им:
"Вы ходите уже столько лет и ни разу не сбились со счёта и не остановились. Вы отсчитываете и мой срок. Остановитесь ли вы когда-нибудь?"
"Уже никогда", - отвечают часы боем.
А раз часы не собираются останавливаться, почему я должен умирать?
я подошёл к окну и подумал:
"Наступит ли когда-нибудь утро, и я проснусь счастливым; солнечный свет согреет моё тело, ароматы наполнят мою комнату - трава и цветы; и я буду гулять по лугам под бескрайним небосводом, а моя любимая будет рядом со мной?"
"УЖЕ НИКОГДА", - прошелестел ветер в ветвях, что бились в стёкла моего дома.
Что я мог возразить.
Однажды я, признаюсь не без стыда, пытался покинуть дом. Я уже был готов выйти за порог, окинув прощальным взором горделивые узоры стен дома, распрощаться с этими мыслями, тягучими, как смола, дышать другим воздухом; почувствовать течение...
"Если выйдешь за порог - исчезнешь. Ты умрёшь", - проскрипели мне вслед ступени лестницы.
И я остался...
У нас с домом много общего. Или я просто стал похож на него? Здесь я чувствую покой. Иногда я выхожу в сад, где деревья... Да, НИКОГДА УЖЕ не покроются листвой и не зацветут. Наверно, они слишком стары. В такие моменты дождь не идёт, а ветер чуть слышен.
Есть ли у меня надежда? - спросите вы. Я забыл, что означает это слово. Надеяться на себя? Но что я могу? Надеяться на других - на кого? Где они - "другие"?
Есть я и мои потери. Есть я и моя память. У меня есть записная книжка. Эти записи я как раз в ней и делаю. Мне не хочется вести дневник, не хочется выяснять дату. Я выкинул из своего каждодневного употребления даты, а с ними и праздники.
Я не помню даты своего рождения, да мне и не нужно это. Я стар, как этот дом, и так же молод.
Я не стану ни молодым, ни старым УЖЕ НИКОГДА.
В мою дверь не постучатся. В этом доме не будет звучать смех, кроме, может быть, моего тоскливого, забытого, хриплого и безумного смеха.
Смогу ли я выстрадать всё? Хотелось бы, чтоб это было так.