Последующий период был ознаменован для Ани предвкушением рождения малыша. Трепет ожидания перемежался со смешанными чувствами, вызванными присутствием в доме Саджана. Сложности возникали буквально на каждом шагу. Они с Саджаном так и не научились вести себя непринужденно в обществе друг друга. Каждый раз, сталкиваясь в коридоре, на лестнице, в зале, или в столовой, они моментально торопели, испуганно шарахаясь друг от друга, и старались отвести взгляды. Когда же им приходилось быть вместе в присутствии домочадцев, им казалось, что их наигранная веселость, направленная на создание раскованной обстановки, может провести кого-то, но все вокруг замечали, с каким трудом им дается такое общение.
Для Ани и Саджана не было большей пытки, чем находиться в таких обстоятельствах. Единственное желание, овладевающие ими, сводилось к тому, чтобы упиваться взаимной любовью, наслаждаясь объятиями и нежными словами. При этом им было очень сложно изображать холодность, за которой скрывалось отчаяние. Ведь несмотря ни на что, в их памяти были живы те жаркие объятия и страстные ласки, которыми они одаривали друг друга до похищения. Их губы все еще помнили сладость поцелуев, и от этого сейчас было еще тяжелее.
И как бы они не избегали друг друга, не играли в равнодушие, все прекрасно понимали, что это блеф. Виджай первое время старался не замечать все уловки, к которым прибегали эти двое, изображая безразличие. Но вскоре он начал осознавать, что на смену его любви к Анне приходит иное чувство, сродни с чувством жалости. Как это не было странно, но ему было жаль, что Анна и Саджан страдают, не имея возможности быть вместе, и если бы не ребенок, ради которого Виджай решил сохранить семью, то он бы не задумываясь, развелся бы с Аней, лишь бы вновь увидеть ее улыбку и услышать заливистый радостный смех.
Как же все было запутанно и непонятно! Порой Виджай проклинал тот день, когда женился на Анне и ненавидел себя за то, что стал причиной ее терзаний. Глядя на безмолвные мучения брата, Виджай пытался заглушить голос своей въедливой совести, которая нашептывала ему, что он сам и являлся помехой счастью Саджана. В такие моменты он хотел отказаться от жены и ребенка, но каждый раз его что-то останавливало, не давая возможности предложить развестись. Да и, учитывая беременность, время для этого было неподходящим.
Юра успел съездить домой, повидаться с родителями, показать им фотографии Ани и ее новой семьи, сказав, что она очень счастлива со своим мужем Виджаем. А что он еще мог сказать? Ближе к родам он вновь приехал в Индию, чтобы увидеть своего племянника или племянницу в первые же дни его или ее жизни. Аня попросила родителей приехать к ней вместе с братом, но бабушка, живущая в Англии, и к которой переехало семейство Скрипниковых, расхворалась в очередной раз, из-за чего родители Ани пообещали приехать позже, когда бабушка поправится.
С Наташей дела обстояли намного сложнее. Она так и не отважилась оставить подругу, хоть все уверяли ее, что Ане не придется скучать во время ее отсутствия. Ковалева упрямо твердила, что не ожидала от Ани, что она может просто взять и уйти из дома, и теперь Наташа ни на шаг не отходила от подруги, чтобы у той не было случая повторить свое бегство. Наташа перебралась в комнату Ани, ведь так они обе могли быть спокойны по поводу того, что Виджай не предпримет никаких попыток предъявлять свои права на жену. Хотя и так было видно, что Виджай глубоко раскаивается в содеянном. Да и растущий с каждым днем срок беременности уже не предполагал никаких тесных отношений, что тоже являлось гарантом Аниной безопасности. Пусть хоть временной безопасности, но все же…
Так и не дождавшись дочку, встревоженные родители Наташи получили приглашение в гости от миссис Варма и не преминули воспользоваться им. Они почти месяц провели в Индии, а когда настала пора отъезда, мама Наташи долго убеждала дочку вернуться домой, но та наотрез отказалась. Расставание, как ему и положено, было долгим и слезным, но Наташа пообещала родителям, что как только сможет, сразу же вернется домой. Хотя ей настолько понравилось жить в доме семейства Варма, что уезжать ей вовсе не хотелось.