— Короче, ты берешься за это дело или нет?
— Берусь! Если оно потянет на миллион. Когда я могу начинать?
— Прямо сейчас, — спокойно ответил Шемпион. Затем он кивком головы показал на парусиновый чемодан, стоящий около его ног. — Это как раз для тебя. Смени костюм, рубашку, белье… В боковом карманчике найдешь электрическую бритву.
— И все это я должен буду сделать под твоим недремлющим оком?
— Поторапливайся! — скомандовал Шемпион, не обращая внимания на мой сарказм. В этот момент до наших ушей долетел надрывный гудок локомотива, и состав на полной скорости влетел в непроглядную темень туннеля. Прошла минута или две, пока мы снова не оказались под серым нависшим небом.
— В Саутгемптоне я, конечно же, получу фальшивый паспорт, накладную бороду и лодку. Я правильно рассуждаю?
— Вполне возможно, — думая о чем-то своем, проговорил Шемпион. Потом, взглянув на меня, добавил: — Единственное, чего у тебя, Чарли, не будет, так это прощальных поцелуев, талонов на дополнительное питание, заранее известных пунктов назначения, а самое главное — пути назад.
— И газеты тоже, наверное, покупать нельзя? — ехидно поинтересовался я, пытаясь тем самым напомнить ему тот случай, когда однажды ночью на железнодорожном вокзале в Ницце, еще в 1941 году, Пине под видом распродажи газет с рук удалось пройти через полицейские кордоны и предупредить нас об опасности.
— Да, да. И тем более никаких газет! — в некотором раздражении буркнул Шемпион.
Я примерил предложенную мне одежду. Все оказалось как нельзя впору. Мне подумалось, что если Шлегель, несмотря на все мои категорические протесты, все же сидит сейчас у меня на хвосте, то найти ему меня на перроне Саутгемптона будет совсем не так просто. Похоже на то, что мне придется провалиться сквозь землю на манер того, как это делают черти и демоны в кукольных спектаклях. Что ж, именно так я себе это и представлял… На переодевание у меня ушло не более пяти минут.
Затем я устроился поудобнее в своем мягком кресле и принялся наводить порядок на лице, сбривая колючую щетину. За окном, испещренным капельками дождя, едва виднелся бушующий океан зеленых пастбищ. Чуть позже мимо нас проплыл, как старенький, пыхтящий дымовой трубой пароход, Винчестер. Да-а! В Саутгемптоне для меня обратного пути уже точно не будет…
— Будешь? — спросил Шемпион, в очередной раз предлагая пачку сигарет.
Я кивнул головой и взял одну. Он дал мне прикурить от своей зажигалки и закурил сам.
— Этот, ну бородатый, что был с тобой… Он, кстати, один из моих людей, — сказал Шемпион после некоторого молчания.
— Я догадался об этом.
— Догадался? — с крайним удивлением переспросил Шемпион. — Как это, интересно знать?
— От настоящего бродяги так никогда не пахнет.
— Говорил же я ему! Нет, он, как видно, каждый день мылся… Идиот! — воскликнул Шемпион, скрипнув зубами.
— Не расстраивайся! И на старуху бывает проруха.
Шемпион состроил натянутую улыбку и одобрительно похлопал меня по плечу.
Глава 13
Когда твой коллега, постарше и поумнее, подобно Шемпиону, признается, что его перехитрили, то надо спасать свою шкуру. Шемпион, как и все британские агенты, схваченные нацистами, предстал перед судом после войны и выслушал показания своих бывших тюремщиков: как и что он выдал.
Не многие прошли очные ставки безболезненно. У большинства остались шрамы на шкуре, т. е. в досье, и уж совсем горстку приняли обратно на службу. Шемпион был исключением.
— Полагаю, игра твоя, — сказал он мне сейчас и нерешительно потряс красным королем в воздухе. — Разве что ты рассчитываешь, что у меня есть какой-то умелый ход?
— Да, это мат, — согласился я — слабенький игрок, но все же выиграл две из трех.
Шемпион смахнул фигурки с намагниченного поля.
— Во всяком случае мы близко к цели.
— Аэропорт Найса разрешает посадку, — сказал второй пилот.
Я посмотрел в иллюминатор. Земля внизу была темной, поблескивала редкими огоньками. На летном поле нас должен ждать дорогой лимузин с шофером в ливрее. Для Шемпиона не существовало нефтяного кризиса.
— У тебя наверняка есть вопросы ко мне, — напомнил Шемпион. — Ты никогда не был доверчивым типом.
— Да, — ответил я. — Есть такое. Зачем ты все-таки двинул вперед ферзя? Дважды делал раньше, и все бесполезно. Ты ведь должен был просчитать, что случится дальше.
Лимузин ждал нас. В запретном месте: полицейский это уже заметил и отметил. Темнокожий шофер в ливрее держал на руках мальчишку, когда увидел нас. Гигантская фигура шофера превратила мальчика совсем в грудного ребенка. Однако мальчонка только казался младенцем, одет с иголочки, в дорогое и модное, как могут одеваться только французы за немалые деньги.
— Как он вел себя? — спросил Шемпион.
Водитель ласково провел ладонью по волосам паренька.
— Как ты себя вел, Билли?
Парнишка только прижался сильнее, уткнувшись лицом в плечо водителя.
Воздух был теплый, а работники аэропорта двигались с такой грацией, словно их привезли из Европы.
Я понюхал воздух. Пахло близким цветочным базаром через дорогу, океаном, оливами, нефтью и деньгами.
— Чертов кровавый мир, — сказал Шемпион горько. — Если человек вынужден похищать собственного ребенка!
— И его друзей, — добавил я.
Шемпион взял сына у водителя и усадил на заднее сиденье. Билли проснулся на миг, улыбнулся и снова закрыл глаза. Шемпион бережно подвинул сына, освободив место для нас. Он ничего не сказал водителю, но тот без расспросов вырулил на оживленную автостраду. Мощный рев мотора превратился в визг, какой издает скоростной истребитель.
— Ты же обещал привезти маму, — сказал ребенок. Голос был сонный, глухой. Шемпион смолчал. Ребенок повторил: — Ты же обещал привезти…
— Это неправда, Билли, — ответил Шемпион мягко. — Сразу не получится. Я тебе это объяснял.
Мальчик молчал очень долго. Когда он заговорил снова, мне показалось, что он предпочитал просто спорить, чем молчать:
— Ты обещал…
Мне показалось на миг, что Шемпион готов ударить сына. Однако его рука метнулась к нему, чтобы обнять и прижать к своей груди.
— Билли! Мне нужно, чтобы ты помогал своему папе, а не дрался с ним.
Когда мы добрались до Канн, ребенок уже спал. Дом, к которому мы подъехали, был гигантской мансардой, окруженной остатками давно заброшенной деревни. Не мансарда — целый дворец, который пережил три войны, уцелел, теперь снова смотрит на мир серыми стенами.
Электрический свет чуть померк, когда мы переступили порог. Электричество вырабатывалось домашним генератором; как я понял, тот работал с перебоями. Входные двери были отделаны старым дубом, широкие ступени вели наверх в галерею.
Я быстро взглянул на балкон, там никого, но мне еще не приходилось входить в подобные дома без чувства, что за мной скрыто наблюдают.
— Чувствуй себя как дома, — пригласил Шемпион с оттенком иронии.
Слуга появился из комнаты, которая, как узнал позже, была студией Шемпиона. Это был Мебарки, алжирский секретарь Шемпиона. Ему было около пятидесяти, глаза близко посажены к переносице, белые волосы плотно прижаты к черепу. Он прикрыл дверь за собой и стоял в дверном проеме как часовой.
Шемпион нес сына, все еще спящего. Мое внимание привлекла появившаяся девушка. Ей было чуть больше двадцати, одета свободно, как одеваются слуги, которые не носят униформы. На бедрах и груди блестели крупные кнопки, а тело было настолько хорошо слеплено, что я сразу заинтересовался этими кнопками.
— Что-нибудь было? — спросил Шемпион беловолосого.
— Два телефакса. Банки и подтверждение.
— В золоте?
— Да.
— Неплохо. Жаль только, что им приходится учиться трудным путем.
— Я закажу ланч. — Мебарки обратил холодный взгляд на меня. Там не было приглашения.
Он ушел, а Шемпион повел меня по лестнице вверх, затем по длинному коридору к моей комнате.