— Там телефон в твоей комнате. Набирай двойку, если хочешь позвонить мне, единицу — если в студию, десять — это кухня. Тебе подадут кофе и сэндвичи, если захочешь.
— Барская жизнь, Стив.
— Доброй ночи, Чарли. Спи спокойно.
Мой комнатушка оказалась апартаментами. Спальня с двумя роскошными кроватями, гостиная, прихожая и кабинет с огромным выбором вин и коктейлей. С балкона можно было обозревать сотни акров ухоженной зелени. Была и роскошная библиотека, книги как будто кто-то заранее и очень тщательно отобрал на мой вкус.
Я позвонил на кухню и заказал чай и сэндвичи.
— Чай с молоком, — добавил я.
Ответила мне женщина на превосходном английском:
— Есть и холодные цыплята. Здесь арабы, они не едят цыплят.
— Я спущусь в кухню, — предложил я.
— Нет, я принесу наверх, — сказала она торопливо. — Сыр или цыпленка?
— Цыпленка.
— Ждите, несу.
Я стоял на балконе, когда прибыла девушка с подносом в руках. Я наблюдал, как она грациозно опустила поднос на столик возле постели. Она распустила волосы — роскошно-золотые, они падали на плечи в очаровательном беспорядке.
Она была высокая, гибкая, с высокими скулами, восхитительным ртом и голубыми глазами. Она чувствовала, что я наблюдаю, потому что внезапно вскинула глаза и улыбнулась, будто прочла мои тайные мысли.
— Вы англичанин? — говорила она на поганющем языке, но ведь я был уже очень далеко от дома.
Я кивнул.
— Первый англичанин, которого я увидела.
— Их немало в Найсе.
— Мне не дают машину, — сказала она. — Увы, я однажды покалечила здешний «фиат». А ехать с пересадками на автобусе… Я попыталась один раз, этого мне хватило надолго.
— А взять такси?
— С моим жалованьем? Вы шутите!
Она улыбнулась мне так, как умеют только очень красивые девушки. Зазывные полуоткрытые губы, чуть влажные, как сладкий и свежий крем.
Я улыбнулся в ответ. Она прошла ко мне на балкон.
— Прекрасная погода для этого времени года.
Еще до того как она обняла меня, я ощутил ее чарующее тепло и запах хороших духов.
— Мне кажется… ты мне очень нравишься. Да, очень…
— Почему?
Она засмеялась.
— Какой ты невозмутимый!
Она игриво куснула меня за мочку уха, я не реагировал, наконец она ответила со вздохом:
— Я так одинока.
— Гм… Ну, не сегодня. У меня трещит голова.
Она хмыкнула, прижалась ко мне крепче.
— Почему бы тебе не выпить чаю? Вдруг да кровь разогреется…
— Хорошая мысль, — ответил я.
Взяв ее нежно за тонкие руки, неторопливо освободился от объятий, прошел к столику возле постели.
Это было зрелище! Серебряная посуда, весенние цветы в вазочке, снежно-белые салфетки. Сервировано было для двоих. Я сел на край постели и налил обе чашки чаю и в обе добавил молока.
Я услышал шелест шелка за спиной. Обернулся с чашкой и блюдцем — она была уже без одежды, если не считать ожерелья и сережек.
— Ох, — сказала она вкрадчиво. — Я хотела удивить…
Она юркнула под одеяло, и раздался звук раздираемых простыней, плотно слипшихся.
— Ой, простыни холодные!
— Тебе дать цыпленка?
Она потрясла головой. Сейчас она выглядела ребенком и, подобно ребенку, быстро перешла к грусти.
— Ты сердишься?
— Нет.
— Будь нежен со мной, — попросила она. — Если хочешь, чтобы я ушла, я уйду, но будь нежен.
Я протянул ей чашку на блюдце.
— Добавить сахар?
— Ты вылитый англичанин, — сказала она. — Сам этого не хочешь, но иначе не можешь. Нет, без сахара.
— Это Шемпион тебе подал такую идею? — спросил я медленно.
Теперь я смотрел ей в глаза, чтобы видеть, как она отвечает.
— Нет, но я сказала ему, что сперва сама посмотрю на тебя. Меня зовут Топаз. Это такой желтый сапфир.
Да, ей было чуть больше двадцати, речь ее была безукоризненна, а взгляд спокойный и уверенный. Сорок лет назад подобные девушки ехали в Голливуд, теперь их можно найти там, где есть дорогие яхты, горнолыжные курорты или спортивные автомобили. И мужчины, которые платят за все.
— Он платит тебе?
— Нет, дорогой. Это я делаю просто за любовь.
Она хмыкнула, как будто это была величайшая шутка на свете. Теперь она цедила чай медленно, а когда поставила чашку, попросила:
— Обними меня. На минутку.
Я повиновался.
— Я боюсь, — прошептала она. — Я говорю серьезно теперь. В самом деле боюсь.
— Чего?
— Чертовы арабы прибывают дюжинами, затем исчезают!
— Ну-ну…
— Я не дурачусь. Они прибывают в машинах по ночам, а наутро от них уже нет и следа.
— Да?
— Я серьезно, — сказала она сердито. — А следы на коврах, шум в ночи? Я задумываюсь, стоило ли ехать сюда даже за большие деньги.
— Зачем ты рассказываешь мне?
— Не знаю. Наверное, потому, что ты англичанин.
— Но Шемпион тоже англичанин, не так ли?
Она наморщила лобик в глубокой задумчивости. Либо она была величайшей актрисой, либо на самом деле говорила от чистого сердца. Я начал посматривать на то место, где находилось ее сердце, с возрастающим интересом.
— Не настоящий англичанин, — сказала она наконец. — Он с ними шутит на арабском. Это не совсем по-английски, верно?
— Ты права.
Ее руки полезли ко мне глубже.
— Ты носишь белье? Я впервые встречаю человека, который носит белье.
— Ну, я всегда могу его снять.
— Тогда снимай же!
Возможно, она говорила от чистого сердца, но я так же хорошо знал и Шемпиона, чтобы не сбрасывать со счетов идею, что она все-таки величайшая актриса в мире.
Была ли она домохозяйка, подружка Шемпиона, нянька Билли или умелая шпионка, которая обыщет меня во сне, а то и перережет горло?
Я сказал легко:
— Я только сегодня перестал верить в Санта-Клауса, перевоплощение душ и любовь с первого взгляда.
— А кто, по-твоему, я? Или ты хочешь, чтобы я ушла?
— Ладно, оставим в покое Санта-Клауса.
Глава 14
Шоссе номер 562, ведущее от Граса, после Драгиньяна сразу теряет всю свою привлекательность и живописность. Но с его крутых поворотов в хорошую погоду можно увидеть голубую гладь Средиземного моря или в крайнем случае прекрасную новую автостраду, которая от Канн поворачивает резко от моря в глубь страны и пробегает мимо Экса и Авиньона. И если у вас классный автомобиль и вы постоянно жмете на акселератор, то это чудо-шоссе приведет вас в Париж менее чем за пять часов.
Но к северу от этой извивающейся как змея дороги располагается пустынная, унылая местность, покрытая тощими кустарниками и скалами — владения вооруженных сил Франции с начала нашего столетия. Там нет автодорог. И местные жители даже скажут вам, что в этом направлении вообще не проехать, при этом сами они спокойно рулят туда, на север. Полицейские в непромокаемых плащах и вооруженные солдаты, которые суетятся у заграждений «запретной зоны», всегда запросто пропускают серые рифленые фургончики бакалейщиков, мясников и булочников через кордон, если в тот момент не используются артиллерийские стрельбища.
Черный «мерседес» Шемпиона хорошо был известен часовым. У Шемпиона был пропуск, как у всех местных обитателей, так как особняк Тиксов и прилегающие каменоломни располагались неподалеку от «запретной зоны», а самый короткий путь туда вел через заграждения военных.
Наш шофер предъявил пропуск сержанту жандармерии. Прежде чем вернуть документы, сержант наклонился к машине и внимательно оглядел нас всех троих. Стекло с тихим жужжанием поднялось, и наша машина проследовала в «зону военных полигонов». Затем под грохот гравия по днищу машины мы миновали перекресток подъездных путей и вскоре оказались на бетонированном покрытии, уложенном военными, чтобы выдержать вес танков АМХ 50, которые здесь (как говорили французы — в Ателье) проходили боевые испытания.
Даже в солнечную, ясную погоду место это выглядит мрачновато. Как и все подобного рода военные заведения, оно являет собой образец десятилетий запущенности и хаотических затрат одновременно. Здания на северо-западном конце были построены во время войны немцами. Это целый комплекс, обнесенный стеной, со сторожевыми вышками и траншеями. Огневой городок, сооруженный армией США в 1946 году, располагал кинотеатром и плавательным бассейном, которые использовались до сих пор, но наиболее значимым наследием американцев являлся стройный ряд артиллерийских позиций, где закреплялись крупнокалиберные орудия во время испытательных стрельб на полигоне.