Перегрин выглянул наружу и снова выругался. Опять шёл дождь.
— Какое гадкое место, — пробормотал он.
Оливия снова обрела способность видеть через мгновение. Фонарь снова мигнул, но не в её направлении. Она услышала лязганье и звуки голосов. Что-то ударилось об землю. Затем удаляющиеся шаги.
Оливия не стала задумываться.
Она откинула одеяло и побежала за ними, следуя за миганием фонаря. Его свет, качаясь, пересёк двор, выбрался наружу через дыру в стене, в обход главного входа, и проследовал на дорогу.
Оливия чувствовала ледяной дождь, который становился всё сильнее и чаще, но фонарь мигал перед нею как светлячок, и его свет манил её за собою, по дороге. Затем внезапно он пропал. Не видно ни зги. Оливия огляделась по сторонам. Влево, вправо, вперёд, назад.
Ничего. Тьма. Дождь, ледяной дождь барабанил по её голове и плечам, стекая по шее.
Она посмотрела назад. Замок был едва различим, призрачные руины вдалеке, за стеной дождя, который промочил её плащ и куртку.
Ни огонька в окнах. Ничего.
Помощи ждать неоткуда.
Нигде не укрыться — а что толку в укрытии теперь, даже если бы она его могла отыскать? Перчатки насквозь промокли, и руки болели от холода.
Оливия попыталась бежать, но ноги стали словно каменные глыбы, одежда отяжелела от воды, и если она оступится и упадёт…
Не драматизируй.
Двигайся. Одна нога, за ней другая.
Девушка стиснула зубы от холода, склонила голову и поплелась обратно в замок.
Дверь в комнате Лайла в северной башне была толстой. Если бы не щель в дверной петле — добавим ещё один пункт в список для ремонта — он бы ничего не услышал. Честно говоря, он не уверен, что слышал что-то. Он подошёл к двери, приоткрыл её и прислушался.
Царапанье и бормотание.
Затем раздалось ругательство. Хотя голос был очень тихим, Лайл его узнал.
Граф взял свечу, вышел из комнаты и пошёл туда, где когда-то располагалась гостиная замка, в комнату над большим залом, почти такую же большую, но с менее высокими потолками. В ней так же находился большой камин.
Оливия стояла перед камином на коленях. Она дрожала, пытаясь извлечь искру из трутницы.
Она подняла глаза и мигнула от света его свечи.
— Лайл? — прошептала она.
Он оглядел девушку: вода, стекающая с волос, мокрая одежда, вокруг неё уже образовалась лужа.
— Что ты наделала? — спросил Перегрин. — Оливия, что ты натворила?
— Ох, Л-лайл, — проговорила она, трясясь от холода.
Он поставил свечу. Наклонился и подхватил её на руки. Девушка была насквозь промокшей, её била дрожь. Ему хотелось взреветь от ярости и заорать на неё, и возможно, так и следовало поступить. Тогда кто-то мог бы услышать — её камеристка или его камердинер, по крайней мере — и поспешить на помощь.
Но Лайл не стал кричать на неё. Он не сказал ни слова. Он отнёс Оливию в свою комнату.
Глава 15
Лайл уложил её на ковёр перед камином. Девушку сотрясали судороги, её зубы стучали, а руки были ледяными.
С колотящимся сердцем он срывал с неё мокрую одежду. Тяжёлый шерстяной плащ промок до самой подкладки. Руки Перегрина, неловкие от страха, задержались на пуговице. Он не мог протолкнуть её через петлю. Ему пришлось оторвать пуговицу, стянуть с Оливии плащ и швырнуть его в сторону.
Под ним была мужская одежда. Тоже мокрая. Граф стянул куртку с её плеч и снял её, вытаскивая руки из рукавов. Он отбросил куртку и выругался. В отличие от Йорка, на сей раз Оливия надела жилет. Он тоже промок, и на нём был ряд пуговиц, с которыми предстояло сразиться.
Лайл кинулся к скамье, схватил перочинный нож и срезал пуговицы. Он стащил жилет и перешёл к шерстяным брюкам. Чуть менее промокшие, пуговицы на них поддались его усилиям. Он снял брюки и выругался снова.
На девушки были фланелевые панталоны, и они оказались влажными. Столько слоёв верхней одежды, и она промокла насквозь. Его сердце охватили ужас и ярость. Как долго она пробыла под проливным дождём? Что на неё нашло? Она заболеет. Лихорадка. Чёрт знает где, на расстоянии многих миль от нормального врача.
Перегрин даже не старался развязать завязки. Он их перерезал и начал снимать одежду.
— П-п-постой, — выговорила Оливия. — П-подожди.
— Ждать нельзя.
— Я с-сама.
— Ты вся дрожишь.
— М-мне холод-дно.
Он стянул панталоны с её ног и снял совсем. Лайл завернул обнажённую Оливию в одеяло, едва сознавая зачем он это делает, но не заботясь о причине.
Она только всхлипывала и бормотала чепуху: незаконченные предложения, маловразумительные фразы. Что-то о пари и письмах, которых было так мало, и почему она сохранила эти лохмотья, но ведь Бэйли её понимает, не так ли?