Оливия поняла, что тоже проголодалась. Она ничего не ела со времени своего позднего завтрака.
— Мы можем выпить чаю на антресолях, — предложила она. — Было бы обидно потерять остатки дневного света.
— Мы не можем осматривать комнату сейчас, пока рабочие здесь, — ответил Лайл. — Если они увидят, как мы рассматриваем камни и размахиваем старинным клочком бумаги, то начнут задумываться, что мы ищем, а вскоре смогут сложить два и два вместе. Тогда олухов, ищущих клад, станет гораздо больше.
Она об этом не подумала. Как ей в голову не пришло?
— Вся деревня узнает, а за ней и другая, и третья.
— А вскоре и весь Эдинбург, — добавил Перегрин. — Я бы не хотел усложнять наши дела.
— Нам придётся выждать и сделать это в глухую полночь.
— Силы небесные, что у тебя на уме?
Оливия повернулась и взглянула на него.
— В глухую полночь? — переспросил он.
— Когда все спят, — пояснила она. — Чтобы не Вызывать Подозрений.
— Хорошо, — сказал он. — Вот как мы поступим, склонная к драме глупышка. Мы подождём и выпьем чаю. К тому времени, как мы закончим, рабочие уйдут, и мы сможем пойти вниз и посмотреть, каких успехов они сумели добиться. Мы, вероятно, станем спорить на этот счёт. Так мы проведём несколько часов. Ты поняла?
Она отвернулась и продолжила спуск по лестнице:
— Разумеется, поняла. И я не склонная к драме глупышка.
Два часа спустя, после того, как рабочие ушли, Оливия стояла и разглядывала стены подвальных антресолей.
— Либо нам придётся поработать здесь кирками, либо это следует делать при дневном освещении, — сказала она. — Обе стены в длину насчитывают двенадцать футов. Обе представляют собою простые белые стены. Не представляю, как ты работаешь в могильниках без окон. Я не могу догадаться, являются ли надписи на камнях символами, или это просто случайные царапины.
— Стены гробниц обычно тщательно отделаны долотом и выкрашены, — ответил ей Лайл. — С помощью факела или свечей там можно видеть довольно хорошо.
— Похоже, что здесь кто-то пользовался киркой, и штукатурка была положена позднее. Но это могут быть следы ремонта.
Оливия видела, о чём он говорит, хотя в виде штукатурки были лишь очень малозаметные отличия.
— Если кто-то искал здесь, значит, им известно не больше, чем нам.
— Я не предлагаю начинать разламывать стены наобум, — проговорил Перегрин. — Комната находится в относительно приличном состоянии.
Он поглядел на девушку:
— Тебе придётся справиться со своим нетерпением. Нам нужно всё обдумать и разработать план.
Оливия осмотрелась. Согласно предположению Лайла, помещение когда-то давно служило комнатой стражников. В ней располагались камин, буфет и уборная, уместившаяся в углу ниши стены, обращённой к югу. Сейчас в комнате было пусто, но совсем недавно тут убрали и произвели ремонт. При всём своём разочаровании и нетерпении Оливия не стремилась перечеркнуть весь труд, проделанный рабочими.
— В воскресенье, — сказал Лайл. — Рабочих не будет, и большинство слуг берут свой выходной. Мы сможем осмотреть это место дюйм за дюймом, не боясь распространения слухов или неожиданного вторжения. И у нас будет дневной свет. Или что-то вроде того. Возможно.
— Надеюсь, к тому времени мы будем знать больше, чем сейчас, — добавила она. — Наши дамы вернутся к обеду. Я рассчитываю, что они помогут пролить хоть какой-то свет на эту тайну. И всегда можно перечитать бумаги твоего кузена. Я только начала с ними.
Она помахала рукой стене, выводящей её из себя:
— Увидимся в воскресенье, ты, вредная загадка.
— Если не будет дождя, — добавил Лайл.
— «Стены имеют глаза и уши, но берегись, тот, кто внизу[23]», — повторил Лайл. — И всё?
Обе леди кивнули. Они поздно возвратились из Эдинбурга, где обедали со своими друзьями.
За лёгким ужином дамы сообщили о результатах их бесед с прислугой Фредерика Далмэя.
Которые исчерпывались двумя вышеупомянутыми фразами.
— Простите, мои драгоценные, — сокрушалась леди Уайткоут. — Это сущая чепуха.
— И отнюдь не секрет, — добавила леди Купер. — Всему миру известно о предсмертных словах Фредерика Далмэя. Все сочли их одной из его шуток.
— Шуток, которые в последние месяцы становились всё более и более бессмысленными, — сообщила леди Уайткоут.
Весь мир знал о его романе с местной вдовой, который продолжался годами. Все знали обо всех его романах. Кузен Лайла любил женщин, и они отвечали ему тем же.