Прошло пять дней.
Это было очень долго. Они были заняты, разбирая бумаги и книги Фредерика. Но не за закрытыми дверями. Они перенесли вниз все документы и работали в большом зале, Лайл — на своей половине стола, Оливия — на своей.
Они не говорили этого вслух. Это было не нужно. Некоторые вещи вышли из-под контроля, и даже Оливия это признавала. Она видела, что они стоят на краю пропасти, и даже она, столь беспечная, сделала шаг назад.
Мы погубим жизни друг другу… Я не соглашусь на второе место в сердце мужчины…
— Где наша подсказка? — Спросил Перегрин.
— Где-то на полу, — ответила она. — Я её уронила. И жалею, что вообще нашла её.
— Напомни мне никогда не брать тебя на раскопки, — усмехнулся Лайл.
— Можно подумать ты взял бы меня с собой, — отозвалась девушка.
— Я бы взял, — проговорил он. — Но ты бы умерла со скуки. Или убила бы кого-то. Терпение — не самая сильная твоя сторона.
Оливия закружилась в вихре юбок и упала на одну из скамеек, оставленных рабочими.
Лайл нашёл брошенный ею клочок бумаги. Он сосредоточил на нём своё внимание. Знаки не совпадали с надписями на стенах. На стенах были инициалы и знаки каменотёсов — все оставляют за собой следы, как посетители на Большой Кровати из Уэра.
— Ты действительно задумывался об этом, — заговорила Оливия. — Обо мне и тебе, на раскопках.
Он думал об этом, даже больше, чем представлял. Когда он впервые увидел Великие Пирамиды и Сфинкса, то подумал об Оливии, о том, какое у неё было бы выражение лица, и что она сказала бы. Он вошёл в гробницу и…
— Временами я думаю о том, как чудесно было бы повернуться к тебе и сказать: «Посмотри на это. Взгляни сюда, Оливия». Да. Иногда я думаю об этом.
— О, — произнесла она.
— Момент находки был бы волнующим, — продолжал он. — Тебе бы понравилось. Но до того и после того тянутся часы, дни, недели и месяцы утомительной монотонной работы.
— В течение которых ты бы забыл о моём существовании.
— Ты могла бы принести мне чашку чаю, — заметил Лайл. — И я бы вспомнил.
— У тебя для этого есть Николс.
— Ты могла бы снять с себя всю одежду, — предложил он.
— И голой танцевать в пустыне?
— По ночам. Под звёздным небом. Ты никогда не видела таких звёзд и таких ночей.
— Звучит, как рай, — тихо проговорила Оливия и вскочила со скамьи. — Но я знаю, чем ты занимаешься. Ты заманиваешь меня в ловушку.
— Это абсурдно.
Он заманивает её в ловушку? Возможно.
— Я тебя знаю, Лайл. Я знаю тебя лучше, чем кто-либо другой. Твоя совесть грызёт тебя, ночь за ночью. И ты придумал коварный план для моего падения. «Я соблазню её», подумал ты. И поскольку ты знаешь меня лучше всех, за исключением моей мамы, тебе известно, как это сделать.
Правда? И у него получается?
Она подошла к нему.
— У меня больше терпения, чем ты думаешь, но я начинаю выходить из себя. Вся эта злосчастная трагическая страсть мне не по вкусу. Дай мне ещё раз взглянуть на эту проклятую бумажонку.
Египет. Танцевать обнажённой в пустыне, под звёздами.
Перегрин может выглядеть ангелом, со своими золотыми волосами и серебристыми глазами, но он сам дьявол-искуситель.
Она забрала у него листок и заставила себя сосредоточиться.
Чертёж изображал две стены длиною в двенадцать футов. Внутри квадратов, изображавших камни, находились крохотные отметки и числа. С правой стороны рисунка был значок.
— Вот этот, — указала Оливия. — Он не похож на остальные, правда?
— Знак каменотёсов, я думаю. Похоже на GL, перечёркнутые стрелой.
— Если это не стрела, то указатель налево.
Они вдвоём подошли к восточной стене в поисках надписи.
Ничего.
Они подошли к западной стене в поисках надписи.
Ничего.
— Должно быть… — Оливия запнулась. — Если только мы не то ищем.
Слова кружились у неё в голове, и образы тоже. То, что говорили леди. То, что сказал Лайл.
— Помнишь, когда я предположила, что это явно изображение стены, а ты сказал, что карты всегда наглядны? — Спросила она.
Перегрин посмотрел на значок. Он посмотрел на стену.
— Стрелка, указывающая направление? — спросил граф.
— Если подразумевается западная стена, возможно, это указание на окно.
— Но почему GL?
— Это рисунок твоего кузена, — ответила Оливия. — Что если это одна из его шуток? «Стены имеют глаза и уши, но берегись, тот, кто внизу». Берегись внизу.
И тут она увидела это мысленно. Город на скале. Город, где Фредерик Далмэй провёл последние оды своей жизни.