— Эдинбург, — произнесла она. — Он мог счесть это забавным.
— Я не…
— Пойдём, — она взяла Лайла за руку.
Его рука, его рука. Такая простая вещь, держать его за руку, но то, что творится у неё внутри, было совсем непростым.
Оливия подвела его к нише окна, выходящего на восток, к туалету, устроенному в ней. Она открыла дверь.
— Gardyloo [25], — произнесла она.
— Это уборная комната, — проговорил он.
— Туалет. Игра слов и значений. В Эдинбурге, когда выплёскивают из окон помои, то выкрикивают «gardyloo» — garde a l’eau — берегись воды. Предупреждение, как видишь: берегись, тот, кто внизу.
В уборной было темно и тесно. Однако довольно легко нашлась доска, чтобы перебросить через дыру, а единственная свеча, принесённая Лайлом, горела слишком ярко в тесной комнатушке. Они увидели инициалы, примитивные рисунки и скабрезные стишки, выцарапанные на камнях в разное время разными руками.
Лайлу пришлось протиснуться через юбки Оливии, и они встали, локоть к локтю, пока он медленно поднимал свечу и опускал её, чтобы они могли тщательно изучить каждый камень.
Хотя они оставили дверь распахнутой, чтобы получить как можно больше света от окна, в комнате не было предусмотрено одновременное пребывание двух человек. Становилось душно, волосы Оливии были у Лайла под носом, и призрачный аромат её одежды и кожи окутывали его.
— Нам лучше поскорее найти хоть что-нибудь, — выговорил Перегрин. — Это… это так…
— Знаю, — ответила она. — Похоже на гробницы?
— Я никогда не бывал в гробнице с тобою, — сказал он. Его голова клонилась к ней, туда, где лёгкие локоны покачивались у виска.
— Не забывай о свече, — напомнила Оливия, и в тот же миг он ощутил прикосновение горячего воска к руке, и он поднял её выше, где свет озарил слой штукатурки вокруг камня. На каждой стороне кто-то нацарапал маленький крестик.
— Там, — проговорила она. — Это не…
— Да.
Он поводил свечой.
— Крестик обозначает место.
— Силы небесные! — Оливия стиснула его руку. — Поверить не могу. Она ведь старая, правда?
— Старая, — подтвердил Перегрин. — И значки нацарапаны на штукатурке, а не на самом камне. Старые надписи, старая штукатурка.
До этого во всех других местах надписи были нанесены на камни.
Сердце Лайла забилось чаще. Возможно, это ничего не означает. Может быть, это очередная шутка кузена. Надписи были старыми, но невозможно установить их возраст. Десять лет или двадцать или два столетия.
— О, Лайл, — сказала она. — Мы нашли его.
Оливия повернулась к нему:
— Мне всё равно, что там находится. Но это нечто старое. Мы искали его. И нашли.
Перегрину тоже было безразлично, что это.
Он поставил свечу в дальний угол сиденья туалета. Он обхватил девушку за талию и поднял её так, чтобы их глаза оказались на одном уровне.
— Ты сумасшедшая девчонка, — сказал Лайл. — Безумная умница.
Оливия обняла его за шею.
— Спасибо, — прошептала она. — Спасибо тебе. Даже если мы ничего не нашли, я благодарю тебя.
Он поцеловал её. Для этого он поднимал её. Она ответила на поцелуй. Один, длинный и яростный поцелуй, словно они виделись в последний раз.
Затем Перегрин медленно опустил её вниз. Поднял свечу и заставил себя делать то, что обычно. Исследовать. Оценивать. Решать. Он осмотрел штукатурку. Обдумал варианты.
— Нам понадобится долото, — заключил граф.
Это заняло целую вечность. Они принесли кирки, но как скоро понял Лайл, невозможно эффективно использовать кирку в таком крошечном пространстве.
Итак, они отковыривали штукатурку, стоя плечом к плечу, их тела время от времени соприкасались, пока они работали.
Понемногу штукатурка отделялась от краёв камня, пока они, наконец, освободили его достаточно, чтобы сдвинуть с места.
— Штукатурка не такая твёрдая, как я полагал, — сказал Перегрин. — Я думал, мы будем этим заниматься часами.
Он качнул камень:
— Не думаю, что он такой тяжёлый, как кажется. Хочешь попробовать сдвинуть его вместе со мной, или ты предпочтёшь послать за слугами?
— Как ты можешь даже спрашивать? — возмутилась Оливия. — После всего того времени, которое мы потратили на этот капризный листок бумаги и несговорчивые стены? После этого всего я подарю такой триумфальный момент слугам?
— Нам ещё не известно, будет ли он триумфальным, — заметил Лайл.
— Мне всё равно, даже если всё, что мы найдём, это пара ботинок кузена Фредерика, — сказала она. — Мы нашли что-то.
— Хорошо, — согласился граф. — Поставь руки сюда и держи, а я буду двигать.