Родители Лайла возобновили свои упреки в промежутках между приветствиями хозяевам и многообразным мужьям и женам из семейства Карсингтон, а также пробираясь сквозь толпу к виновнице торжества.
Именинница, вдовствующая графиня Харгейт, кажется, с возрастом не менялась. Из писем Оливии Лайл знал, что старуха по-прежнему сплетничает, выпивает и играет в вист с подружками, которых среди Карсингтонов называли «гарпиями», а также находит достаточно времени и сил, чтобы устрашать всю семью.
В настоящее время, наряженная по последней моде и в самое дорогое платье, с бокалом в руке, она сидела в кресле с высокой спинкой, напоминающем трон, и гарпии окружали ее, как фрейлины свою королеву.
— У тебя изможденный вид, Пенелопа, — обратилась она к матери Лайла. — Одним материнство к лицу, другим — нет. Как жаль, что ты не из тех, кто в этот период расцветает! Разве что твой нос. Он довольно красный, да и глаза тоже. Будь я в твоем возрасте, я не стала бы столько плакать, как, впрочем, и производить на свет детишек. Если бы ты меня спросила, я бы посоветовала тебе заниматься деторождением раньше, а не делать перерыв и откладывать все на потом, когда вся твоя красота безвозвратно ушла, а мышцы потеряли свою эластичность.
Заставив мать на время потерять дар речи и покраснеть, графиня Харгейт кивнула Лайлу:
— Ага, наш бродяга вернулся, и, как обычно, коричневый, словно кофейное зерно. Осмелюсь предположить, что вид полностью одетых девушек станет для тебя настоящим шоком, но придется тебе пережить это.
Окружающие графиню гарпии засмеялись.
— Вот уж точно — пережить, — проговорила леди Купер, одна из тех, что помоложе. Ей было около семидесяти лет. — Уверена, что девушкам не дает покоя мысль: у него все тело такое же загорелое, как лицо?
Мать, стоявшая позади Лайла, издала слабый стон.
— Она всегда была жеманной простушкой, — обращаясь к Лайлу, театральным шепотом произнесла вдовствующая графиня. — Не обращай на нее внимания. Это мой вечер, и я хочу, чтобы молодые люди развлекались. Здесь полно красавиц, и все они страстно жаждут познакомиться с нашим великим путешественником. Теперь иди, Лайл. Если ты застанешь Оливию, опять обручающуюся с кем-то, скажи ей, чтобы не делала из себя посмешища.
Она взмахом руки отпустила его и повернулась, чтобы продолжить мучить его родителей. Лайл оставил их без малейших угрызений совести и растворился в толпе.
Бальный зал, как и обещала именинница, был переполнен красавицами, а Лайл никогда не был к ним равнодушен, независимо оттого, одеты они или раздеты. И против танцев он уж точно не возражал. Он легко находил пару и танцевал с удовольствием.
Однако все это время его взгляд блуждал в толпе в поисках головки с волосами огненно-рыжего цвета.
Если Оливия не танцует, значит, играет в карты и обыгрывает того, кто по собственной глупости сел играть с ней. А может, она в каком-нибудь укромном уголке вновь принимает чье-то предложение, как заподозрила графиня. Многочисленные разорванные помолвки Оливии, которые репутацию девушки с более скромным состоянием или из менее влиятельной семьи давно погубили бы, не отпугивали поклонников. Их даже, видимо, не слишком волновало, что она не красавица, подумал Лайл. В любом случае Оливия Карсингтон была завидной невестой.
Ее покойный отец Джек Уингейт был младшим сыном недавно скончавшегося графа Фосбури, который оставил ей целое состояние. У ее отчима и дяди Лайла, виконта Рэтборна, тоже была куча денег, и он являлся наследником графа Харгейта, который был еще богаче.
Лайл знал, что Оливия была излюбленной темой для сплетен: вызывающее платье, которое она надела на коронацию в прошлом месяце, ее гонки на экипажах с леди Давенпорт, дуэль, на которую она вызвала лорда Бентвистла за то, что он ударил хлыстом мальчика-посыльного, и так далее.
Она выезжала в свет уже четыре года, была по-прежнему не замужем, и весь Лондон все так же судачил о ней.
Лайла это нисколько не удивляло.
Ее мать, Батшеба, происходила из порочной ветви семейства Делюси: известные мошенники, самозванцы и двоеженцы. До того как Батшеба Уингейт вышла замуж за лорда Рэтборна, по некоторым признакам уже было понятно, что Оливия пойдет по стопам своих предков. Позже аристократическое воспитание замаскировало эти признаки, но характер Оливии, очевидно, нисколько не изменился.
Лайл вспомнил несколько строк из письма, которое она однажды написала ему в Египет.
«Я с нетерпением жду того дня, когда стану жить самостоятельно. Мне наверняка понравится беспорядочный образ жизни».