Выбрать главу

Лайл некоторое время смотрел на отца. Он, конечно, ожидал скандала. Он был бы поражен, если бы его родители не стали кричать и бушевать.

Но это было внове. Перегрин засомневался, что правильно расслышал. Как прочие сыновья аристократов, Лайл финансово полностью зависел от отца. Деньги были единственным, что он получал от своих родителей. Они не баловали сына привязанностью или пониманием. Этим его обильно одаривали Карсингтоны. Но Лайл не мог обратиться к Карсингтонам за деньгами.

— Вы лишаете меня средств?

— Ты насмехался над нами, игнорировал нас, использовал нас, злоупотребляя нашей щедростью, — произнёс отец. — Мы терпеливо сносили это, но на сей раз ты зашёл слишком далеко. Ты поставил в неудобное положение свою мать.

В этот самый подходящий момент леди Атертон упала в обморок.

— Это безумие, — сказал Лайл. — На что я буду жить?

Лорд Атертон поспешил в сторону жены с нюхательной солью.

— Если ты хочешь денег, то будешь делать то, что делают другие джентльмены, — проговорил он, нежно поднимая голову матери Лайла с подушки, на которую она так предусмотрительно упала. — Станешь уважать желания твоих родителей. Поедешь в Шотландию, как тебя просили, и проявишь ответственность впервые в жизни. В Египет ты отправишься, только переступив через мой труп!

Лайл так и не появился на обед. Поздно вечером Оливия получила от него записку.

«Если бы я пришёл на обед, то пришлось бы кого-нибудь убить. Лучше мне держаться подальше. У тебя достаточно своих неприятностей. Л.»

Она написала ответ.

«Писать Небезопасно. Жди меня в Гайд-Парк Корнер. Завтра. В десять Утра. НЕ ПОДВЕДИ МЕНЯ. О.»

Гайд-Парк Следующим утром

Всего несколько лет назад самые модные джентльмены Лондона совершали прогулку в Гайд-Парке каждое утро, а затем возвращались туда в самое популярное время между пятью и семью вечера.

Теперь же прогуливаться до полудня стало не только не модно, но даже вульгарно. Таким образом, утро представляло собой идеальное время для Тайного Свидания, как написала бы Оливия в своих посланиях.

Она, конечно, опоздала, а Лайл никогда не был силён по части ожидания. Но он забыл о своём нетерпении, когда она показалась, с большим бледно-голубым пером, развевающимся на шляпке, словно знамя перед сражением. На ней была амазонка военного покроя, тёмно-синего цвета, гармонирующего с её глазами.

Падающий под углом свет утреннего солнца играл на кудрявых волосах, выбивающихся из-под полей шляпки и заколок, заставляя их блестеть как гранаты.

Когда Оливия поравнялась с ним, Лайл всё ещё не мог перевести дыхание.

— Ты себе не представляешь, как трудно было отделаться от Бэйли, — сказала она. — Можно было бы подумать, что она обрадуется поводу не ехать, поскольку не любит выезжать в город. Но нет. Она настаивала на том, что поехать со мной. Я потратила чёртову уйму времени, убеждая её остаться и развеять подозрения. Поэтому мне пришлось взять конюха.

Оливия кивнула своей головой, увенчанной перьями, в сторону юноши в ливрее, следующего за ней на почтительном расстоянии:

— Не то чтобы нам с тобой есть, что скрывать, но вся семья возмущена тем, что я тебя вовлекла в драку с Бельдером.

— Я сам себя вовлёк, — ответил Лайл.

— Твой глаз плохо выглядит, — проговорила Оливия, наклоняясь, чтобы лучше рассмотреть.

— Выглядит хуже, чем на самом деле, — ответил он. — Николс знает, как лечить эти вещи.

Не будь Николса, его глаз сейчас был бы полностью закрыт из-за отёка.

— Синяк сменит несколько противных цветов за следующие дни, а потом сойдёт. Моя губа, которую ты наблюдала с таким сожалением, также не столь сильно пострадала, как ты думала.

— Сейчас ты не так хорош собой, как на балу. Мама получила подробное описание потасовки и твоих ранений, она сейчас в бешенстве. Говорит, что мне следует держаться от тебя подальше. Что у тебя хватает трудностей и без меня.

— Чепуха, — отозвался Перегрин. — С кем мне поговорить, если ты станешь держаться подальше? Поехали. Здесь слишком шумно.

Хотя в Гайд-Парке не было ни души из высшего света, там в любом случае была оживлённая толчея. Разносчики, молочницы, солдаты и праздношатающиеся всех сортов наводняли тротуары. На Кенсингтон-Роуд Королевские почтовые кареты и дилижансы боролись за место со скромными телегами фермеров, элегантными частными экипажами и пешеходами. Беспризорники, коты и собаки сновали среди экипажей и лошадей.