— Нет времени!
— Если они погибли, то останутся мёртвыми и к тому времени, когда мы туда доберёмся, — сказал он. — Если они пока лишь в беде…
— Пока лишь?
— Или только запахло неприятностями, что наиболее вероятно, то осмелюсь предположить, что наши леди выживут ещё четверть часа. Они не более хрупки, чем дикий вепрь.
— Лайл!
— Ты не сможешь карабкаться среди обуглившихся руин, разыскивая их тела, в таком платье, — сказал он. — Позволь Бэйли переодеть тебя во что-то менее… менее…
Он жестом указал на её оголённую грудь.
— Менее воздушное. Но поторопись. Я даю тебе четверть часа, не больше. Если ты не будешь готова, я ухожу без тебя.
Пятнадцать с половиной минут спустя.— Брюки, — угрюмо проговорил Лайл.
Девушка выскочила из дверей как раз вовремя. Он стоял уже на мостовой, готовый уйти — без неё. В точности как Оливия и подозревала.
— Ты сказал мне надеть что-то более практичное, — ответила она, всё ещё не в силах отдышаться после спешки. — Мне ни за что не удалось бы пролезть в узкие проходы в платье.
— Ты не полезешь ни в какие узкие проходы.
— В наши дни для женщин большинство проходов узки, — сказала она. — Если ты не заметил, в моде фасоны гораздо шире прежнего. Мои рукава размером с маслобойку. Уверена, что прабабушке было намного легче разгуливать в кринолине.
— Если бы ты осталась на месте и позволила мне заняться поисками, тебе не пришлось бы втискиваться в одежду, которая не предназначена для женских форм.
— Ясно, — заключила Оливия. — Ты думаешь, что мой зад чересчур велик.
— Я такого не говорил, — возмутился Лайл. — Ты сложена иначе, чем мужчина. Никто тебя не примет за такового. Боже, у меня нет времени на подобную чепуху.
Он отвернулся и зашагал по улице.
Оливия пошла рядом с ним.
Перегрин находился в ужаснейшем настроении, и это, как ей было известно, отчасти — по меньшей мере — благодаря ей. Она разбудила его спозаранок, после долгого и утомительного дня… и ночи… после невероятно эмоционального события…о котором она и думать не желала. Оливия сердилась на него, и была необъяснимым образом расстроена.
Её утренний поступок стал эквивалентом пощёчины и побега. Сущее ребячество. Но она оказалась в проигрыше — редкое состояние для неё — а Оливия ненавидела проигрывать.
— Идея не в том, чтобы сойти за мужчину, — пояснила она. — Я оделась ради удобства и комфорта. Ты сказал надеть что-то практичное, а женские наряды просто непрактичны. Более того, разумный человек сообразил бы, что для женщины невозможно сменить платье за четверть часа. Тебе повезло, что я не спустилась в одной нижней сорочке.
— Как будто я тебя в сорочке не видал, — заметил Лайл.
— Если ты намекаешь на прошлую ночь, то это была моя ночная рубашка, — проговорила Оливия.
И давай не будем говорить о прошлой ночи. Я не готова.
— А мне показалось, что это была сорочка.
— Значит, ты видел не так много сорочек, если не можешь увидеть разницу.
— Я мужчина, — заявил Перегрин. — Мы не вдаёмся в детали дамского платья. Мы замечаем, много или мало на женщине одежды. По моим наблюдениям ты выглядела скудно одетой.
— В сравнении с кем? — не сдавалась девушка. — С египтянками? Которые, кажется, склонны к крайностям. Они либо полностью закутаны до самых глаз, либо пляшут в одних колокольчиках. Дело в том…
— Сюда, — сказал он, поворачивая на площадь святой Елены.
Площадь была шире, чем Кони-стрит, и светлее.
Проходя «Таверну Йорка», Оливия посмотрела наверх. Тёмные здания вырисовывались силуэтами на фоне неба, освещённом расплывчатыми пятнами звёзд.
Через миг они уже пересекли площадь. Они свернули ненадолго на Блэйк-стрит, затем к Стоунгейту и на узкую Йорк-лейн.
— Всё дело в том, — продолжила Оливия, — что женщинам следует разрешить носить брюки в подобных случаях.
— Всё дело в том, — парировал Лайл, — что женщины не должны попадать в ситуации, которые требуют ношения брюк.
— Не будь ханжой. Тётя Дафна носит брюки.
— В Египте, — подчеркнул он. — Где женщины носят одеяние наподобие шаровар. Которые не облегают фигуру. И они надевают слои другой одежды поверх них. Если бы ты надела такие брюки в Каире, то тебя бы арестовали за непристойное поведение и высекли кнутом.
— Они немного тесноваты, я признаю, — согласилась Оливия. — Не знаю, как мужчины могут это выдерживать. Они натирают в чувствительных местах.
— Не говори о своих чувствительных местах, — предупредил Перегрин.
— Мне нужно говорить о чём-то, — сказала она. — Кто-то из нас должен пытаться развеять уныние от твоего общества.