— Лучше бы ты вообще не возвращался домой, — закричала Оливия. — Как я хочу, чтобы ты уехал. Я бы с радостью оплатила твой отъезд и твоё пребывание там. Мне всё равно, что с тобой будет. Поезжай в Египет. Убирайся к дьяволу. Только уезжай!
— Хотел бы убраться к дьяволу, — отвечал Лайл. — Это было бы настоящим раем, после двух дней с тобой.
Девушка его толкнула, сильно.
Перегрин оказался не готов к этому. Он потерял равновесие и упал на дверь торговой лавки, ослабив хватку. Это длилось секунду, но ей было достаточно. Она высвободилась.
— Ненавижу тебя, — проговорила Оливия. Она проковыляла несколько шагов через дорогу и начала медленно идти, рукой опираясь об стены.
Лайл стоял минуту, наблюдая за ней с сильно бьющимся сердцем.
Он не пересёк улицу вслед за девушкой. Он не доверял себе.
Они медленно шли — Перегрин по своей стороне улицы, Оливия по своей.
Медленно и в молчании, они возвратились в гостиницу, находясь так же далеко друг от друга, как небо и земля.
Глава 9
Болван.
Чудовище.
Это было долгая и мучительная поездка, более сотни миль из Йорка в Алнвик, Нортумберленд. Лайл начал её, находясь в гневе на Оливию, и закончил, злясь на себя.
На то, что он сказал вчера.
Она его друг. Правда, друг опасный и сводящий с ума, но и он сам далёк от совершенства.
Его характер, к примеру. Слишком взрывоопасный, как Перегрину было известно, но разве он когда-либо прежде набрасывался так жестоко на женщину?
На женщину, которая преданно и честно писала ему письма, неделя за неделей. На женщину, которая всегда понимала, что означает для него Египет.
Осёл. Животное.
И это было лишь начало. Ко времени, когда граф приехал в «Белый Лебедь» в Алнвике, через пару часов после заката, он перебрал все известные ему эпитеты на полудюжине языков.
Понимая, что изнурительная поездка, отсутствие ванны и ужина сыграли свою роль во вчерашнем фиаско (хотя это ничуть его не оправдывало), он выкупался, сменил одежду и отужинал прежде, чем подошёл к комнате Оливии.
Лайл постучал, дважды. Бэйли открыла дверь.
— Я должен поговорить с мисс Карсингтон, — сказал он.
— Меня нет, — отозвалась Оливия. — Я вышла. Отправилась продавать свою порочную душу Люциферу.
Лайл жестом приказал Бэйли оставить их. Она посмотрела на свою хозяйку, потом на него. Затем Бэйли сделала шаг в сторону.
— Бэйли, в самом деле, — сказала Оливия. — Поверить не могу, что ты позволяешь ему запугивать себя.
— Да, мисс, — ответила Бэйли. — Простите, мисс.
Горничная ушла в соседнюю комнату, оставив дверь полуотворённой.
Лайл подошёл к двери и закрыл её.
Он повернулся к Оливии. Первоначальный осмотр комнаты говорил ему, что она сидит у камина. Теперь он обнаружил причину, по которой она не вскочила, чтобы броситься к двери и попытаться вытолкать его вон, или стукнуть кочергой, или ударить перочинным ножом в шею.
Облачённая в халат, под которым, очевидно, находилось очередное кружевное бельё, Оливия сидела с приподнятыми юбками, опустив ногу в большой таз с водой. Он вспомнил и устыдился. Бесполезно говорить себе, что она поранилась потому, что вела себя как дурочка. Ей больно, и он наговорил ей возмутительных вещей.
Он подошёл, чтобы встать прямо перед ней, таз оказался между ними.
— Ты не должна меня ненавидеть, — сказал Перегрин.
Ошибочные слова. Он это понял ещё до того, как она яростно сверкнула на него синими глазами. Оливия ничего не ответила и только перевела пылающий взгляд на свою ногу.
Казалось, тишина наносит ему удары его по голове и в сердце.
Не ненавидь меня… не ненавидь меня… не ненавидь меня.
Лайл взглянул на ногу девушки, такую стройную, белую и хрупкую. Он знал, что должен сказать. Это находилось где-то там, в его голове.
Прости.
Одно-единственное слово. Но тяжесть у него в груди и медлительность помешали ему, и Оливия первой прервала молчание.
— Я тебя презираю, — сказала она голосом тихим и дрожащим. — Ты разбил мне сердце. Жестоким образом.
Перегрин воззрился на неё.
— Разбил сердце?
— Да.
Он себя вёл как скотина и говорил жестокие вещи, но… сердце?
— Да, ладно, — произнёс Лайл. — Ты знаешь, что я ничего подобного не делал.
Ещё одна убийственная вспышка синих глаз.
— Сравнить меня с твоими родителями, из всех людей — именно с ними! Когда ты знаешь, как часто я боролась с ними за тебя, когда тебя здесь не было, чтобы постоять за себя. И сказать, что всё это время ты оставался в-вдали из-за м-меня..