— Здесь ничего нет, — снова повторила она. — Ни остатков призрачного тумана. Ни грязных отпечатков ног. Совсем ничего.
Голос леди Купер разрушил магию момента:
— Но я видела его, дорогая, ясно, как Божий день.
— Не сомневаюсь, что вы видели нечто, — отвечала Оливия. — Птица могла влететь через разбитое окно. Возможно, это проделка какого-то шутника.
Она замолчала на мгновение, чтобы они могли это обдумать. И затем позвала Бэйли:
— Принеси мне швабру и отрез муслина.
Пока горничная выполняла поручение, Лайл почувствовал, что атмосфера меняется, бездумный страх исчезает. От каменной тишины аудитория перешла к тихому перешёптыванию.
Через несколько минут Бэйли показалась в галерее со шваброй и тканью. Оливия передала ей подсвечник и отпустила горничную. Балкон снова погрузился во мрак.
Вскоре Лайл услышал тихий шорох. И что-то белое взметнулось над перилами галереи.
Он услышал, как вздохнули собравшиеся.
— Требуется только встать в дверях с отрезом тонкой ткани на конце длинной палки, — в темноте раздался голос Оливии.
— Святые небеса! — Вскричала леди Купер.
Слуги перешёптывались. Послышался негромкий смех.
Через некоторое время леди Вискоут произнесла с очевидным удовольствием:
— Что ж, это только доказывает, как легко кое-кого одурачить.
— Но кто бы мог такое сделать? — заговорила леди Купер.
— Тот, кто любит проказничать, — ответила леди Вискоут. — Таких всегда хватает.
Оливия появилась среди них так же внезапно, как исчезла. Она вышла вперёд, чтобы встать в свете камина.
Хотя Лайл знал, что это был эффект для большего драматизма, у него захватило дух. Она казалась почти неземной, стоя возле этого гигантского очага, освещённая языками огня, которые бросали блики на её рыжие кудри, сливочную кожу и тяжёлый шёлк платья. Как он видел, Оливия оставалась в образе Госпожи Замка, с прямой спиной и руками, спокойно сложенными на талии.
— Это была глупая шутка, — обратилась она к собравшимся. — Скорее всего, несколько местных мальчишек хотели посмеяться за счёт лондонцев. Они, должно быть, сочли это отличной забавой, когда наблюдали, как все бегают, крича от ужаса.
— Кто их обвинит? — засмеялась леди Вискоут. — Это было смешно, признай, Агата. Напоминает мне шутку, которую лорд Торогуд сыграл со своей женой. Ты помнишь?
— Как я могу забыть! Говорили, у её любовника член не вставал целую неделю, так он перепугался.
Пока они обменивались своими непристойными воспоминаниями, Оливия отослала слуг по делам. Она отозвала Николса и Бэйли в сторону и велела им проверить все комнаты и коридоры. Это должно успокоить всех, кто боялся, что незваные гости до сих пор находятся в замке.
Как распорядилась Оливия, когда придёт пора отправляться спать, она желает тишины и порядка.
— Напоите их сонным зельем, если понадобится, — таков был её последний приказ.
Они отправились выполнять своё задание.
Вскоре после этого леди нетвёрдой походкой разошлись по спальням.
Оливия и Лайл остались в огромном зале наедине.
Она стояла, глядя на пламя. Свет камина озарял её волосы и розовел у неё на щеках. От этого зрелища у Перегрина заболело сердце.
Что я буду делать? — думал он. — Что я с ней буду делать?
— Отличная задумка, — произнес Перегрин. — Ты привела всех в чувство за считанные минуты.
— Придумывать было нечего, — ответила девушка. — Я сама частенько изображала привидений. Даже спиритические сеансы проводила. Это легко.
— Меня представление не должно было удивить, — проговорил он, — и всё же удивило.
— Разумеется, ты думал, что я верю в призраков, — понимающе кивнула Оливия.
— Ты романтична.
— Да, но не легковерна.
Нет, Оливия не легковерна. И не наивна. И не простодушна. Она такой никогда не была. Не была она ни сдержанной, ни привередливой. Она не похожа на других известных Лайлу женщин.
Эта мысль завладела его рассудком и проникла в кровь одновременно: её страсть, мягкость кожи, её вкус и аромат, изгибы тела. Жар разлился у него внутри, вызывая головокружение.
Оливия — сила природы, которую невозможно остановить и которой невозможно сопротивляться.
Какого дьявола ему теперь делать?
Перегрин не мог положиться на Оливию и не доверял себе. Взгляните, что он натворил всего через несколько часов после того, как они договорились, что это не должно повториться.
Я не хочу разрушать твою жизнь, и знаю, что ты не захочешь разрушить мою.
— Коль речь зашла о романтике, — начал Лайл.