— Да. Но нам нужно убрать следы нашего пребывания здесь, — сказала она. — Проще всего развести огонь в гостиной и бросить мою мокрую одежду перед ним. Так, словно я сделала то, что собиралась — разожгла огонь и обсушилась.
Лучше согласиться с ней. Лайл привык думать быстро, но в сокрытии улик мастером он не был.
Она встала, одеяло соскользнуло на пол.
Свет камина осветил её округлые формы и поблёскивающий треугольник между ногами. Лайл взглядом бродил вверх и вниз, вверх и вниз, пока сердце не заболело.
— Да, ты прекрасна, — выговорил он сдавленным голосом.
Оливия улыбнулась.
— Но я не могу рекомендовать тебе бродить по шотландскому замку голой, — продолжил он. — Мой тяжкий труд пропадёт даром, и ты подхватишь лихорадку.
Он пошарил вокруг и нашёл рубашку. Он поднялся, натянул Оливии рубашку через голову и просунул её руки в рукава. Манжеты закрывали её ладони. Сама рубашка доходила ей до колен.
Оливия оглядела себя.
— Не уверена, что смогу объяснить это так же легко, как мою прогулку в голом виде.
— Ты что-нибудь придумаешь.
Лайл взял её за руку и повёл к двери. Ему вспомнилось, как свободно двигались руки Оливии по его телу, воспламеняя кожу.
Что ему с ней делать?
Он приоткрыл дверь.
В гостиной царили тишина и темнота. Он прислушался, как обычно делал перед тем, как войти в гробницу, где могла ожидать засада, его уши приспособились определять даже звук дыхания.
В гостиной никто не дышал.
Он вышел из комнаты, ведя её за собой. Огромная комнаты была тёмной как гробница, за исключением полосы света из его комнаты и слабых отблесков огня, который Оливия пыталась развести немногим раньше.
— Ты сможешь дойти, не свернув себе шею? — спросил Лайл. — Может, мне лучше пойти с тобою.
— Я справлюсь, — прошептала она. — Здесь не так много мебели, в которую можно врезаться.
Она забрала у него руку и пошла.
Перегрин хотел сказать что-то, но не находил нужных слов. Он схватил девушку за плечи и развернул к себе. Он поцеловал её. Один неистовый раз. Она прильнула к нему.
Он прервал поцелуй и подтолкнул её:
— Иди.
И она ушла.
Лайл ждал, прислушиваясь, как затихают шаги босых ног Оливии, пока она пересекала длинную комнату. Он ждал, пока не захлопнулась с тихим стуком её дверь.
Тогда он возвратился к себе.
Николс собирал её разбросанные вещи.
Идти через бесконечную гостиную во мраке ночи нелегко даже в самом лучшем состоянии, а Оливия не была в самом лучшем состоянии. Горло саднило, в глазах щипало, ей хотелось сидеть и плакать неделю.
Она знала, что сказала правильные слова — необходимые слова. Но они причинили Лайлу боль.
Обычно она была не против ранить его физически или разорвать на куски, когда он вел себя как непроходимый болван. Но сегодня он заботился о ней, занимался с ней любовью и … вывернул наизнанку её сердце.
Сейчас всё было не так, как прежде. Что бы она не чувствовала к нему раньше — ах, она всегда его любила, так или иначе — теперь всё изменилось. И одновременно стало больно.
Прекрати хныкать, сказала себе Оливия. Разберёмся со всем по очереди.
Вначале нужно попасть в свою постель незамеченной. Она, разумеется, может явиться с вымышленной историей, которая пояснила бы, почему её вещи лежат перед камином в гостиной. По счастью, безрассудные выходки вроде подкарауливания злодеев прекрасно вписываются в типичное поведение Оливии. Никто ничего не заподозрит. Никто не удивится тому, что одежда мужская. Она просто может рассказать, как всё было, не упоминая, что Лайл пришёл в гостиную до того, как она из неё ушла.
Вычеркнуть целую вечность, другими словами.
Оливия прокралась в свою комнату.
Там было светло.
Свеча горела на маленьком столике возле камина. Бэйли сидела возле камина. На коленях у неё лежало шитьё, но взгляд её был прикован к Оливии.
— Я могу всё объяснить, — начала Оливия.
— О, мисс, вы всегда можете, — отозвалась Бэйли.
Мистер Николс находился в процессе виртуозного раскладывания мокрой одежды у камина в большой гостиной. Он застыл на месте, когда появилось пятно света. Оно приближалось к нему. Когда оно оказалось рядом, он увидел лицо мисс Бэйли, освещённое светом свечи. Толстая шаль окутывала то, что должно было быть её ночной сорочкой, поскольку он заметил неожиданно игривые кружевные оборки, выглядывающие из-под халата вокруг её лодыжек. Её шлёпанцы оказались украшенными цветными лентами. Он едва мог различить их цвет в тусклом свете свечи.
— Мисс Бэйли, — шепнул Николс.
— Мистер Николс, — она прошептала в ответ.