— Мы находили кое-что в земле. Возле стены.
Джок смотрел в свою кружку:
— Они не копают, по-настоящему, и мы не можем.
Рой задумался.
— Я свихнусь, ей-богу, — сказал Джок. — Всё это время…
— Может, слова старика означают что-то другое, — приговорил Рой.
Для Джока это было чересчур сложно. Он покачал головой, поднял кружку и осушил её.
— Может, они смогут разгадать, что они означают, — продолжал Рой. — Спору нет. Старик был образованный. Сынок лэрда тоже образованный. Может, сказанное им — эти непонятные слова — обозначают что-то другое. А бумажка всё объясняет. Мы не можем добыть эту бумажку. Мы ничего не можем поделать. Может, мы позволим им проделать всю работу.
— И найти клад? — спросил Джок. — Вот так? Сдаться?
— Почему бы им не сделать всё за нас и не найти его? — ответил Рой. — Найти — одно дело, а вот сохранить — совсем другое.
— Ты подцепил горячку, Рой? — изумился его брат. — Думаешь, мы сможем отобрать клад у них? С полным домом прислуги и этим ублюдком Хэрриком во главе? Двери на засовах. Капканы в подвале.
— У нас есть Мэри, — сказал Рой. — Она сделает, как мы прикажем.
Воскресенье, 30 октября— Чтоб вам пусто было! — вскричала Оливия. — Чёртовы, упрямые камни! Вы не сфинксы, чтоб вам треснуть! Там что-то есть, и все мы это знаем.
Она ударила по стене антресоли деревянным молоточком.
— Не…
— Ой! — Молоток с грохотом упал на пол.
— Не стучи так сильно, — пробормотал Лайл. Он поднял свой молоток и направился к Оливии. Она потирала руку. Он оттолкнул её кисть и начал массировать ушиб.
— Тебе нужно легонько постукивать, — сказал он.
— У меня к этому нет таланта, — ответила Оливия. — Я не знаю, для чего стучу. Не знаю, что должна услышать. Ты не мог бы просто делать так, как Бельцони [24]?
Перегрин перестал растирать её руку.
— А что сделал Бельцони?
— Сам знаешь. Ты мне когда-то объяснял. Он осматривал структуру и распознавал отличия в песке или в каменной кладке. Так он отыскал вход во Вторую пирамиду. Он рассказывал об этом в своей книге.
Она указала на стену:
— Ты не можешь просто увидеть?
— Я смотрел, — ответил Лайл. — Но здесь совсем по-другому. Нет ни песка, ни щебёнки. Я даже не знаю точно, что ищу.
Он осознал, что больше не массирует руку Оливии, но и не выпускает её из своей. Перегрин отпустил её, нежно и аккуратно, отступая на шаг назад.
Прошло пять дней.
Это было очень долго. Они были заняты, разбирая бумаги и книги Фредерика. Но не за закрытыми дверями. Они перенесли вниз все документы и работали в большом зале, Лайл — на своей половине стола, Оливия — на своей.
Они не говорили этого вслух. Это было не нужно. Некоторые вещи вышли из-под контроля, и даже Оливия это признавала. Она видела, что они стоят на краю пропасти, и даже она, столь беспечная, сделала шаг назад.
Мы погубим жизни друг другу… Я не соглашусь на второе место в сердце мужчины…
— Где наша подсказка? — Спросил Перегрин.
— Где-то на полу, — ответила она. — Я её уронила. И жалею, что вообще нашла её.
— Напомни мне никогда не брать тебя на раскопки, — усмехнулся Лайл.
— Можно подумать ты взял бы меня с собой, — отозвалась девушка.
— Я бы взял, — проговорил он. — Но ты бы умерла со скуки. Или убила бы кого-то. Терпение — не самая сильная твоя сторона.
Оливия закружилась в вихре юбок и упала на одну из скамеек, оставленных рабочими.
Лайл нашёл брошенный ею клочок бумаги. Он сосредоточил на нём своё внимание. Знаки не совпадали с надписями на стенах. На стенах были инициалы и знаки каменотёсов — все оставляют за собой следы, как посетители на Большой Кровати из Уэра.
— Ты действительно задумывался об этом, — заговорила Оливия. — Обо мне и тебе, на раскопках.
Он думал об этом, даже больше, чем представлял. Когда он впервые увидел Великие Пирамиды и Сфинкса, то подумал об Оливии, о том, какое у неё было бы выражение лица, и что она сказала бы. Он вошёл в гробницу и…
— Временами я думаю о том, как чудесно было бы повернуться к тебе и сказать: «Посмотри на это. Взгляни сюда, Оливия». Да. Иногда я думаю об этом.
— О, — произнесла она.
— Момент находки был бы волнующим, — продолжал он. — Тебе бы понравилось. Но до того и после того тянутся часы, дни, недели и месяцы утомительной монотонной работы.
— В течение которых ты бы забыл о моём существовании.
— Ты могла бы принести мне чашку чаю, — заметил Лайл. — И я бы вспомнил.
— У тебя для этого есть Николс.
— Ты могла бы снять с себя всю одежду, — предложил он.