Раздражение, однако, поднималось грязной жирной пеной все выше и выше, прогоркло отдавало в корень языка и портило Имсов триумф.
Да боже мой, что такого особенного произошло? Если бы Сайто потребовал бы ночь не с Артура, а с самого Имса, он и думать бы даже не думал. Тут же и поехал бы, не откладывая. И не факт, что не получил бы при этом массу удовольствия – была как-то у Имса японская любовница, и до сих пор он еще припоминал ее изобретательность с приступами веселого изумления. Имс рассердился, когда Артур начал устраивать трагедию из ситуации, в которой лично Имс не усматривал абсолютно ничего особенного. Да и вообще, его всегда бесила повадка некоторых людей преподносить свое тело как некий храм и сооружать целый свод правил, что с этим телом можно делать, а что нельзя и по каким случаям и поводам. Жить надо проще, дорогие господа, тогда и жизнь будет приятнее. Имс же телу вообще и своему собственному в частности никакого сакрального значения не придавал, поэтому и рефлексий никаких особенных не испытывал. Тело для него было – инструмент. Да, бесценный, да, эксклюзивного исполнения, да, за ним надо было следить и ухаживать, но все же это был лишь инструмент, обеспечивающий достижение поставленной задачи. Не то чтобы Имс расходовал свой инструмент направо и налево, отнюдь. Для этого и задача должна была быть адекватной, соответствующей цене, но в общем и целом…
Но вышло так, что Сайто понадобился Артур, а не Имс, и он вдруг понял, что все его принципы, в непреложности которых он и сейчас нисколько не сомневался, не стоят и выеденного яйца. Вообще. Нужен был бы он сам, никаких вопросов не было бы, но вот требование отдать Артура… Когда японец только озвучил свое желание, первым порывом Имса было отказаться, правда, он тут же и заткнулся, не произнеся и слова, – уж слишком близко была заветная мечта. И все равно – он потом долго торговался и ставил условия, но гребаный узкоглазый был непреклонен. Он соглашался на все, но в одном был несгибаем, как эти их косые мечи, – он хотел Артура. На одну ночь. Всего лишь на одну.
На целую длинную ночь.
Имс очень не хотел делиться игрушкой. Потому, что это была только его игрушка, и потому, что он вообще не любил делиться. Даже в детстве терпеть не мог отдавать свои игрушки и не понимал, зачем это вообще надо. Однако Сайто держал его за яйца, выбор стоял: или-или, и Имс не мог послать японца. Просто не мог.
А еще, парадоксальным образом, его до крови в глазах взбесил Артур. Какого хера он согласился? Имс оставил ему выход, ему и себе, ладно уж, будем честными. Но придурок согласился, мычал там что-то, кажется, даже рыдал в темной гостиной, прежде чем подняться в спальню – и все же не отказался! И ведь мог бы послать Имса, запросто мог бы послать. Имс ждал этого, вот честно, ждал. Но и с собой поделать не мог ничего – почуяв слабину, не мог не дожать. Не мог не добить. Это был инстинкт выживания хищника, так что Имс ничего не мог с собой поделать. Наверное.
Поэтому вышло все так, как вышло.
***
Домой он не пошел. Делать там ему было нечего, а кроме того, хотелось людей вокруг, сутолоки, где ему удалось бы отвлечься от собственного противного состояния. В воздухе отчетливо, дразняще пахло весной, запах от набухших почек деревьев смешивался с чем-то непонятным и неуловимо знакомым, манящим, словно мелькнувший за поворотом шелковый шарф, струящийся на ветру. Имс шел без всякой цели куда глаза глядят и неожиданно оказался около любимого бара Кобба. А поскольку вероятность наткнуться на Кобба в его любимом баре была очень высока, то Имс на него и наткнулся. Кобб при этом ничуть не удивился, кивнул и сделал знак бармену, пока Имс устраивался рядом с ним у стойки.
– Как жизнь? – спросил Кобб, улыбаясь глазами, отчего даже дежурный вопрос приобрел оттенок искреннего интереса.
А хотя... как раз Кобб спрашивал на самом деле искренне. Это в том случае, когда он вообще давал себе труд спрашивать.
– Великолепно, – ответил Имс и, в свою очередь, улыбнулся так, что, наверное, даже зубы мудрости стали видны.
Бармен поставил перед Имсом стакан с виски, и Имс тут же показал, что ему понадобится еще. И еще.
– Что-то празднуешь? – осведомился любопытный Кобб.
– Дом отца теперь – мой, – сообщил Имс.
Кобб был в курсе истории, поэтому понятливо закивал и от души хлопнул Имса по плечу.
– Ну наконец-то, Имс! – сказал он с одобрением. – Это сколько же лет ты пытался его выкупить? Дорого обошлось?
– Пятнадцать. Да так, пустяки, – Имс уклончиво мотнул головой, и Доминик не стал настаивать, сменив тему:
– А где же твой Артур? Ты его дома, что ли, засадил, от греха подальше?
– Он занят, – поморщился Имс.
Лучше уж продолжал бы расспрашивать про дом, в сердцах подумал он. Он уж было решил, что избавился от неприятных мыслей, когда окунулся в сдержанный гул бара, и виски тоже вроде помог, смыв из пищевода отвратительную изжогу, так вот нет, нужно было снова все разбередить. Чертов Кобб. Иногда сидит месяцами, как слепая сова, а иногда как скажет что-нибудь – хоть стой, хоть падай.
Кобб тем временем откровенно разглядывал его самого. Склонял голову то к левому плечу, то к правому, и Имсу это рассматривание быстро надоело. Не нравилось оно ему, потому что вид у Кобба был подозрительный. Когда Кобб впадал вот в такое задумчивое оцепенение, Имс пугался. Ничем хорошим это обычно не заканчивалось.
– Что? – буркнул Имс.
С Коббом можно было особенно не притворяться, слишком уж давно и хорошо они друг друга знали.
– Что-то ты дурно выглядишь, Имс, – сказал Кобб. – Ты в курсе, что у тебя глаза, как у вампира? Все красные, похоже, сосуды полопались. У тебя с давлением все в порядке?
– Кобб, ты спятил, что ли? С каким, нахуй, давлением?
– Перепадам давления и сосудистым кризисам молодые люди подвержены так же, как пожилые, – проинформировал Кобб тоном опытного ведущего оздоровительных телепрограмм.