Артур терпел еще два дня, а потом перед сном взмолился снова попасть на ту темную улицу с музыкальной лавкой. Или сразу оказаться у «Стоунволл Инна», чтобы долго не искать. Он все же не совсем еще скурвился – не хотел любой левый член, он хотел одного, конкретного человека. Да господи – он просто хотел с ним увидеться. Спросить, что ли, о чем-то – только вот о чем, что за чушь? О чем он его мог вообще спросить? Артур и сам не знал.
Когда ничего ему не приснилось из загаданного, он словно с ума сошел. Бесился по любому поводу, огрызался, прогулял занятия и тупо бродил по Нижнему Ист-Сайду, страшась снова пойти к тому дому. Потом ему в голову пришла мысль, что, может быть, сон снится только после непосредственного контакта с домом и действует это только на один раз. Тогда он и сам не запомнил, как вновь моментально оказался в комнате с почерневшей люстрой. Скорее по привычке пощелкал камерой, залез в старый шкаф, нашел стопку из пяти пластинок, покрытых пылью, – не стал их здесь рассматривать, засунул в сумку, решил посмотреть и прослушать дома. В семье сохранился отличного качества граммофон.
И вечером он сидел в своей комнате, совсем как когда-то в десять лет, когда обижался на весь мир; рассматривал сделанные фотографии на ноутбуке и слушал Фрэнка Синатру. Только все было значительно хуже, чем в детстве, значительно. Сейчас ему было не десять, и он хотел вовсе не новый велосипед от Санта-Клауса. И даже не новую камеру от отца, как в тринадцать.
***
Вывеска мигала малиновым, как и прежде. Дверь выглядела мрачно и вовсе не гостеприимно, но Артур помнил, что Имс должен был предупредить Эвана. Проблему составляло то, что он не смог бы показать удостоверение личности при полицейском рейде, но Артур надеялся, что обойдется без этого, иначе его упекут в участок без всяких разговоров – из такого-то заведения, да еще и при его внешности школьника.
– Имса нет еще, – хмуро сказал Эван, как только увидел его. – Будет позже. Ну проходи, чего встал.
Артур проглотил десяток вопросов, вертевшихся на языке, и побрел туда, где под потолком мерцали-крутились стеклянные шары – очередная пошлятина, привет из 70-х.
В баре было людно, у стойки совсем не нашлось мест. И, конечно, Артур сразу привлек всеобщее внимание – и минуты не прошло, как был облапан маслянистыми взглядами. Однако сегодня его восприятие странно изменилось – он помнил, что он во сне, хотя и в удивительно достоверном, более ярком и осязаемом, чем его реальная жизнь. В жизни он никогда так остро не видел мельчайших деталей, вплоть до царапин на полированной стойке бара, не было у него раньше такого тонкого вкуса, осязания, обоняния, а здесь все шесть чувств оказывались словно бы усилены в несколько раз. Может быть, именно этим объяснялось то, что он ощутил с Имсом, может быть, поэтому и тянуло его сюда снова? Артур не мог ответить себе. Казалось, что бы ни ответил – все равно соврет. Мерзкое чувство.
Бармен едва заметно усмехнулся, увидев его, и быстро сварганил какой-то неправдоподобно розовый (опять розовый, что же это за проклятое место!) коктейль, огромный по размерам и украшенный неведомыми синими ягодами по краям.
Теперь я, видимо, считаюсь Имсовой сучкой, да еще и выделистой, да еще и женственной, судя по тому, как это месиво выглядит, подумал Артур. Ну да ладно. Ему было уже все равно, да и коктейль, несмотря на чудовищно кокетливую внешность, оказался довольно крепким. Даже чересчур, как выяснилось спустя несколько минут. Только призван был выглядеть обманчиво легкомысленным, а уж что там намешано – страшно подумать. К появлению Имса Артур стал мягким и горячим, как размятый в руках пластилин, выпив три таких коктейля. И когда Имс тронул его за локоть, почти свалился с высокого круглого табурета, который усилиями бармена ему был отвоеван.
– Дорогуша, – вполне искренне расплылся Имс. – Давненько тебя не было, но я рад, что тебе тогда все-таки понравилось.
Артур что-то промямлил в ответ, но Имс его вовсе не слушал – взял сзади за шею и повел к выходу, как за ошейник – покорного пса. Посетители клуба провожали их долгими взглядами, и Артур не мог понять – то ли они завидуют Имсу, и тогда Артур должен был быть польщен, то ли они завидуют Артуру, и тогда он, видимо, должен был и сам себе позавидовать.
На улице оказалось не просто зябко – стыло, все вокруг будто бы скукожилось от холода, а Артур как-то оказался совсем не готов к такой погоде, появившись здесь опять в тоненьком пиджачке и льняной рубашечке цвета индиго. Да и мокасины на нем были надеты летние, невесомые. Так что, пока они добирались до неподалеку, но все же не перед самым клубом оставленной машины, он совсем продрог и громко стучал зубами, бухаясь с разбегу на сиденье рядом с водительским местом. И все же ему удалось пустить в голос немного иронии, когда он спросил Имса, не везет ли его тот домой и с чего бы такая романтика.
– Угу, – рассеянно ответил Имс, не ведясь на подначку. – А там у нас времени будет больше. И никто не помешает. Хочешь больше бабок с меня содрать? Ну, значит, повезло тебе – я тебе еще в прошлый раз говорил: это не проблема.
– Ты незаконнорожденный принц какой-нибудь? – хмыкнул Артур. – Что-то не похоже.
– А кто я, по-твоему? – оскалился Имс, выворачивая из очередной темной подворотни на широкие улицы.
– Не представляю, – честно сказал Артур. – Какая-нибудь правая рука местного мафиозного босса?
Имс весело хохотнул, а потом покачал головой.
– Не попал. Хотя частично, может, и угадал, но направление не то. Я работаю с искусством, малыш. Меня, видишь ли, интересует все прекрасное. Ну ты уже понял, да?
Артур нервно усмехнулся и повозил указательным пальцем по стеклу бокового окна.
– А чего это ты меня вспомнил, а, Артурчик? Не мог выкинуть из головы мой светлый образ?
– Хорошо платишь, – буркнул Артур и отвернулся.
– Ну, это веское основание, – кивнул Имс и нисколько не помрачнел при этом, да, как показалось Артуру, вовсе и не поверил. Но спрашивать больше ничего не стал.
Ехали они, насколько мог понять Артур, по ночному Гринвич-Виллиджу и остановились у весьма впечатляющего красного длинного дома с красивыми входами, которые были украшены к Рождеству.
– В этом доме живет известный поэт, – внезапно сказал Имс, когда они вышли из «импалы». – Русский еврей, бежал от Советов. Преподает в университете, а сам школу едва закончил. Но – гений. Как-нибудь познакомлю.
– Хорошо, – сказал Артур.
Сейчас его мысли были заняты совсем другим, никакой поэт его не интересовал. Сердце его вновь начало колотиться, как бешеное, когда он представлял, что ему предстоит сегодня. Его бросало из жара в холод, в животе горячо пульсировало – мыслями он был уже в Имсовой постели, ему не терпелось. Если бы кто-то ему раньше о таком сказал, он бы просто расхохотался, а теперь на себе ощутил, каково это – зациклиться на сексе.
Однако Имс вовсе не торопился приступать к делу – сообщил Артуру, что ванная, холодильник и бар в его полном распоряжении, а сам ушел наверх, на второй этаж огромной квартиры, возился с чем-то и приглушенно мурлыкал под нос. Артур сначала даже сник, но потом решил, что ванна не помешает и с наслаждением погрузился в пену, прихватив с собой бутылку вина – к слову, довольно дорогого. Лежал и нежился долго, слышал, как к Имсу кто-то приходил, даже два раза: сначала немолодой человек с вкрадчивым, елейным голоском, стучавший каблуками туфель, видимо, дорогих и выпендрежных, и, насколько Артур мог понять из их едва слышной из ванной беседы, обсуждали они импрессионистов, а потом уже, позже, Артур заметил в одной из комнат, на большом резном столе, тубус – видимо, с картиной или копией картины. Следом за медовым искусствоведом приходили еще двое, с грубыми голосами, немногословные – они скорее слушали, чем говорили, видимо, Имс раздавал какие-то поручения, а эти люди работали на него.