-- Ее оправдают! -- сказала жена Кротова.
Суров засмеялся.
-- Что вы? Газет не читаете? Бомба -- четыре года каторги, две бомбы -- 6 лет!..
-- За что же?
-- За держание этих бомб, -- ответил Суров и спросил: -- А когда суд?
-- Не знаю точно. Говорят, послезавтра. Во всяком случае, в конце недели.
-- Пойду!
-- Да, ведь, не пустят. Избранная публика, так сказать, своя.
Суров мотнул головою.
-- Захотеть -- всюду пустят!..
-- Пухлов у нас в классе целую речь произнес, -- сказал Петя, -- говорил о глупости убийства, потом про девушку. Мы шуметь начали, засвистали. -- Замолчал!..
Интерес к делу возрастал по мере приближения дня суда.
И, наконец, он настал.
Начальник тюрьмы и помощник суетились больше обыкновенного.
Около здания суда, в котором происходило заседание, с утра толпились любопытные.
Кротовы сидели за вечерним чаем. Сурова не было. В столовой стояло тягостное молчание и все находились в напряженном ожидании.
-- Я думаю, сегодня и приговор, -- сказала жена Кротова.
-- Очевидно, -- ответил он, -- в II час. начали. Времени достаточно.
И все заговорили сразу.
-- Они и защитников не взяли, -- сказала опять жена.
-- Зачем? -- проговорил Петя, -- Алексей Викторович говорит, что это только время затягивает.
-- А где он?
-- В суде, -- ответила Маня, -- он там достал место. Очень интересуется.
-- Кто не интересуется, сказал Кротов, -- только и говорят, что о них.
-- Вот он! -- крикнул Петя, -- ну, что? Кончилось?
Все оглянулись и увидели Сурова.
Он, по обыкновению, пришел через кухню и разматывал в передней башлык. Потом снял галоши, пальто и вошел, отвечая:
-- Кончилось...
-- Чем? Насколько? -- быстро спросил Кротов.
-- Навсегда! -- холодно усмехнулся Суров.
-- Как это? Не понимаю...
-- Всех к смертной казни, -- пояснил Суров.
Маня вскрикнула; Кротов растерянно огляделся и пробормотал:
-- Как? Быть не может!
-- Факт, а не реклама, как пишут в объявлениях! -- усмехнулся Суров и обратился к жене Кротова, -- не откажите стакан чая: иззяб!
-- Но, ведь, приговор пойдет еще на утверждение, -- сказал, оживляясь, Кротов.
-- Это другой разговор.
На несколько мгновений наступило тяжелое молчание, потом Кротов растерянно проговорил:
-- Вот, ведь, поди! Каждый день читаешь и -- ничего. А как у тебя перед глазами, так словно обухом в голову! Словно сам казнишь...
-- Ее-то уж, наверное, помилуют, -- сказала жена Кротова.
-- Не думаю, -- отозвался Суров, -- ее крепко притянули к сообществу. С ним она в дружбе... Ну, да будет видно!
XII.
Окончательное решение! Чей-то росчерк пером и от этого жизнь или смерть одного, двух, четырех...
Кротов совсем спутался в своих мыслях. Все в нем было до сих пор крепко, устойчиво, благодушно от сознания, что он исполняет свой долг и полезен многим.
И теперь все перевернулось.
Суров прав. Надо уяснить себе -- в чем действительный долг.
-- Чего ты не спишь, ты не здоров? -- спросила жена, услыхав сквозь сон, что он закуривает.
-- Нет, так... -- отвечал он и опять думал, то есть, вернее, старался разобраться в хаосе своих мыслей.
Девушка с серыми глазами неотступно стояла перед ним.
-- Как Маня, только у Мани глаза черные, а у этой серые. И серьезнее она. Видно, что уже успела узнать горе...
Когда он встал и собрался идти на службу, Сурова уже не было дома.
-- Чуть свет ушедши, а ночью надо быть не спал, -- сказала горничная, -- постеля не тронута и окурков этих гора, и все у печки. Внимательный господин.
Кротов пошел на службу.
В общей комнате находились дежурный офицер, неизменный Свирбеев и Виноградов.
-- Осудили! Всех четверых! -- сказал дежурный, здороваясь с Кротовым.
-- Я говорил: каюк! -- отозвался Виноградов, отрываясь от чтения арестантских писем, с которыми он расположился на диване.
-- Было ясно, как тарелка супа!
-- Положим, приговор еще не утвержден, -- сказал дежурный.
Кротов с облегчением перевел дух и присел к столу.
-- Утвердят. Будьте покойны, -- Виноградов собрал прочитанные письма и пересел к столу у окошка, кивнув Свирбееву: -- ну, сыграем, что ли, на четверть этак, четверть так!
Свирбеев тотчас уселся против него.
-- Ну, девочку-то, пожалуй, помилуют! -- сказал дежурный.
-- Пари на красненькую, что нет! -- ответил Виноградов.
-- Идет!
-- Ну? А ты ходи! Начинай, -- сказал нетерпеливо Свирбеев.
-- Начала гулять Параша, а до чего догулялась, -- весело проговорил Виноградов, двигая шашку, и ответил дежурному: -- Пари записано. Десять рублей! Я говорю: всех и ее!
Кротов допил чай, взял рапортички фельдшера и вышел. В госпитале его встретил Честовский и, ухватив его руку в обе свои, с ласковой улыбкой сказал: