Кротов не удивлялся его состоянию.
Если волнуются они, если волнуются даже в тюрьме, как же волноваться Сурову, который, быть может, даже лично знал их.
-- Что с ими будет, барин? -- спросила его горничная, отворяя дверь.
-- Неизвестно еще...
-- Ну, что? -- в один голос спросили жена и дети.
-- Ничего неизвестно!
-- Господи, да какая же это пытка! -- всплеснув руками, воскликнула жена Кротова.
Только на четвертые сутки пришло решение.
Кротов, едва переступив порог тюремной калитки, как-то сразу почувствовал это. На лицах, в атмосфере, на грязных кирпичных стенах вдруг отразилось что-то неуловимое, жуткое, и веяло на каждого таким холодом, что все говорили, понизив голос, и ходили, сдерживая топот каблуков.
В дежурной все были в сборе, даже редко появляющийся заведующий хозяйством. Он только что окончил разговор с начальником и собирался уходить, говоря:
-- Понятно, на втором дворе, за банею...
-- Да, да, вот! -- кивая головой, озабоченно повторял начальник, и обернулся к дежурному: -- Передайте Бахрушину, чтобы в камеру 43 каждый день бутылку водки давали. Я разрешаю.
-- Слушаю-с.
Начальник вышел, на ходу поздоровавшись с Кротовым, а Виноградов, закурив папиросу, сказал:
-- А пари я выиграл, всех четырех.
-- И ее? -- воскликнул Кротов.
Виноградов кивнул.
Вошел Честовский, с довольным видом потирая руки.
-- Всех в один день? -- спросил он.
-- Гуртом! -- ответил Свирбеев.
-- Когда?
-- Неизвестно еще. Вероятно, послезавтра, -- отозвался дежурный.
Кротов выбежал из комнаты. Голова его кружилась, он чувствовал озноб во всем теле.
Пройдя в госпиталь, он не мог разобрать, что говорил ему Салазкин, не мог вникнуть в жалобы больных и, обессиленный, вернулся в аптеку.
-- Я не могу сегодня, -- сказал он фельдшеру, -- вы уж как-нибудь устройте сами, Кузьма Никифорович.
-- А кто может? -- угрюмо отозвался Салазкин и прибавил: -- Я, Глеб Степанович, совсем отсюда уйду. После такого случая...
Кротов протянул ему руку и крепко пожал ее.
Он вышел из тюрьмы и хотел объехать своих пациентов, но почувствовал полную невозможность сделать это и пошел домой. Почти в дверях его встретил Суров.
-- Я тебя в окошко увидал. Ну, что?
-- Утвердили, -- тихо ответил Кротов, -- всех.
Суров горько усмехнулся.
-- Я был уверен в этом...
XIII.
Кротов и все в доме так переволновались за время ожидания решения, что страшное известие ни на кого не произвело резкого впечатления, только Маня взглянула на отца с таким недоумением и ужасом, словно он сам и произнес и скрепил приговор.
Все в доме притихло. Суров ушел. Дети разошлись тотчас после чая по своим комнатам, и утомленный Кротов пошел спать, когда еще не было одиннадцати часов.
Он заснул быстро и крепко. Вдруг сквозь сон он услышал неясный говор; резкий свет ударил ему в глаза и он проснулся.
-- Глеб Степанович, -- резким шепотом окликала его жена, -- проснись! За тобой из тюрьмы прислали!
-- А? Что? Из тюрьмы? -- Кротов сразу пришел в себя и приподнялся.
Кротов, как врач, привык к ночным тревогам и, уже совершенно бодрый, встал с кровати и начал поспешно одеваться, отвечая на тревожные вопросы жены.
Откуда он может знать, зачем его требуют?.. На казнь? Не может быть!
Он оделся, положил в карман часы и вышел.
При его входе в кухню, тюремный рассыльный Хряпов торопливо встал с табуретки и, зажав в руке папиросу, вытянулся по-военному.
-- Ты не знаешь, что там такое?
-- Не могу знать, ваше высокоблагородие, а только погнали экстрой, чтобы, говорит, чичас. Сам начальник. Тревога там...
-- Ну, иди! Я сейчас!
Кротов осторожно прошел в кабинет, Суров не спал и сидел на диване, спустив голову на облокоченные руки. При входе Кротова, он поднял голову и взглянул на него тупым взглядом.
-- Чего ты не спишь? -- с нежным упреком сказал. Кротов.
-- Так, -- вяло ответил Суров, поднимаясь с дивана. -- Ты куда это?
-- В тюрьму. Прислали за чем-то...
-- В тюрьму? -- Суров сразу преобразился. Глаза его вспыхнули.
-- На казнь?
-- Не может быть, -- ответил Кротов, идя в переднюю, -- меня бы предупредили днем, да я и отказался.
Он оделся и, кивнув Сурову, вышел в переднюю.
Резкий холодный ветер рванул из-за угла и осыпал Кротова сухим снегом, который крутился вдоль всей улицы белой пылью.
Кротов поднял воротник, завернулся в свой енот и зашагал по улице. Рядом с ним появилась высокая фигура Хряпова. Они молча дошли до тюрьмы.
Двор, по обыкновению, был ярко освещен и свет, ударяя в высокую стену, скользил по ней кверху мутным красным отблеском, в отсвете которого маленькие темные окна казались черными дырами.