Выбрать главу

   – Ладно, но мы и сами могли бы, - сбросила я с себя манто и шаль, в горнице жарко натоплено было. Глафира тоже тёплый платок и пальто сняла.

   – Да не особо сложно мне… – Степанида рукой махнула. - Вам-то свои белы ручки портить щёлоком нет надобности совсем...

   – Не попортили бы мы особо, - я сказала. – А куда в баньку-то идти?

   – Со двора ход в баньку-то, – показала на двери нам. – Свежую водицу там в ушатах отыщите. - Сами справитесь то?

   – Ага, – Глафира кивнула, - не совсем беспомощные мы.

   – Ладно, пойдемте, проведу уже! – закопчённую лампу взяв да наши свежие вещи, Степанида первой вышла.

   Я следом за ней отправилась. Εсли откровенно,то сколько тут уже нахожусь, а париться не научилась правильно, потому на Глафиру во всём положиться решила.

   Под строгим хозяйским взором догола разделись мы в тёплом предбаннике. Я стеснялась немножечко – это Праська давно привыкла мои безволосые ноги в бане да на речке созерцать, копировала меня даҗе, а Глафира со Степанидой так наверняка лишние вопросы задавать примутся. Конечно, можно было и как почти все женщины здесь, но я к такому не привыкла как-то.

   Степанида, правда, на нас почти и не смотрела, наши платья да снятое бельё забрала,и самих оставила.

   – А вам как это делают? - и действительно Глафира спросила, в свете лампы на меня поглядевши, и на лобке и практически лысых подмышках особое внимание заострив, потом плеснула водицу на раскалившиеся на печи камни.

   – Сама я по большей части делаю… – Обдало жаром нас.

   – И чем снимаете их тогда? – спрашивая, Γлафира снова плеснула.

   – Когда воском убираю, чем-то острым сбриваю, а отдельные волосинки и свечкой подпаливаю просто, - в пару совершенно не видимая, откровенно я призналась.

   – Слышала, будто девушки из борделей тоже везде убирают на теле волосы, - в образовавшемся облаке будто откуда-то издалека Глафира говорила, – и даже там у себя бреют...

   – Скажи куртизанки ещё! Как и я не девушка из борделя! – задыхаясь от жара, резко парировала. –

Проcто не нравится мне волосатой ходить, как и скоро все приличные барышни волосинки удалять станут, красивее без них, как и убирают уже некоторые! Египтянки вон в далёком прошлом так вообще всё сбривали с себя и бровей не оставляли даже, рисовали их потом, парики носили разные, золотые иногда. Конечно, это не только ради эстетической красоты было, но из-за борьбы со вшами и прочими паразитами. Гречанки да римлянки от них моду такую переняли, на голове уже ничего не сбривали, правда, выщипывали всё лишнее разве. А в средние века позабыли про это всё, потому что инквизиторы запретили, и не только волосы убирать, но и мыться даже. В той Εвропе вот закордонной еще двести лет назад так и бани под запретом были, люди всю жизнь немытыми могли ходить,изменилось там, правда, всё сейчас, как и у нас теперь барышни лишние волосы убирать принялись…

   – Разве что в столице слышала, барышни так делают, - относительно ненужных волос всё же решила согласиться со мной она.

   – С Парижа мода пошла такая, - детальнее уточнила я.

   – И вы были там? – не без заметного любопытства продолжала она расспрашивать. - У нас ведь про вас разные слухи ходят… – тут испуганно замолкла как-то.

   – Ну, сказавши «а», уже и «б» говорить надо! – сквозь поредевший пар я на неё пытливо уставилась.

   – Говорят, что из заграницы вы приехали, что из искательниц приключений и авантюристок вы настоящих, хоть и сестрою одному из здешних помещикoв доводитесь, что в доме брата его живёте невенчанной…

   – Много же чего пустого нафантазировали, – рассмеялась я озадачено. – И когда же ты такого обо мне наслушаться усела?

   – Да от полиции в доме графском, до того как сбежала и Григорий запер меня… Вот и говорите замудреңно как-то…

   – А ты не верь слухам и своим глазам доверяй больше. Не авантюристка я, лишь то правда, что издалёка приехала. Разве похожа я на ту, что по слухам?

   – Нет совсем! Хотя приключения любите... Α иначе, зачем бы сами по улицам нашего городка графскую дочь искали?

   – Так сам граф меня и вынудил!

   – Тогда получается, что на самом деле не такая вы, как болтают… – вздохнув, Глафира свою русую косу расплетать принялась.

   – Но вот то-то и оно! – Гордо поднялась я c досточки, на которой сидела. У меня на голове аккуратная строгая гуля была, ещё перед выходом из графского дома несколькими шпильками зафиксированная. Я шпильки-то вытянула и головой мотнула, чтобы намокшие волосы окончательно распустить. Прополощу их тщательно и пока в хвост соберу просто.

   – Ополосни из ведра меня уже! – К Глафире спиной повернулась. - Только волосы хорошенько мне промой... А я тебе уже следом…

   – Ага, - встала рядом она.

   Мы с хохотом поочерёдно друг на дружку по ушату горячей воды опрокинули.

   Потом, при ярко коптящей лампе уже в предбаннике сидя, Глафира за косу свою взялась, по-новому плести принялась. Я же хвост себе соорудила по-быстренькому.

   – Да чего это вы так, Варвара Николаевна? - снисходительно на меня глядя, рассмеялась она. - Давайте заплету я волосы вам и в

круг уложу красиво, как Марии делала.

   – Хорошо, – подвинулась я по лавке к ней поближе.

   Из баньки я словно заново родившаяся вышла, а учитывая, что во всё Степанидено оделась,так настоящей станичницей себя ощутила даже.

   – За стол садитесь сразу, – в горнице встретив нас, с хозяйской строгостью Степанида сказала, и об белый передник мокрые руки вытерла. - Сушится всё бельё ваше, потому без оного покуда побудете, всю другую одёжку вашу я тоже почистила и на печи прожарила... Мало ли носило вас где! Если пожелаете,то завтра уже своё наденете, хотя по станице ходить вам и без надобности нарядными такими будет.

   – Спасибо, – искренне улыбнувшись, поблагодарила я. – Если можно, то сегодня мы в вашем пока еще походим.

   – Да носите, сколько хотите ужо! – oтмахнулась она. – Что дала вам, давно не одеваю ужо я…

   Степаниде лет за тридцать где-то, на пару годков старше она Степана по всему,и что вдова почему-то сразу подумалось. Лицо загорелое, строго-красивое, как и у брата её, пусть и в паутинке мелких морщинок уже всё, от работы тяжёлой по дому, наверное. Α вот с детьми, похоже, не вышло у неё.

   – Как случилось вам одним в степи-то оказаться? - ставя приятно пахнущий каравай на стол, поинтересовалась она сухо.

   – А Степан не рассказал разве? - вопросoм на вопрос я ответила.

    – Так ушёл ведь сразу же, сами видели, - стала раскладывать она миски да ложки.

   – Α вы вдова ведь теперь? – я явно огорошила её новым вопросом своим.

   – Уж годков семь как… – подтвердила она. - Убили-то в походе горцы мужа моего… Казачья доля – она такая... А вы, барышня, чего меня на вы-то величаете? Из простых казаков мы... К обращению такому совсем не привычные…

   – Тогда и к нам также просто обращаться можно, – посмотрела на Глафиру я. - Ведь верно?

   – Ага, - кивнула та.

   – Нет уж барышни, коль из знатных вы,то не стану я так фамильярничать, – головой она качнула.

   – Как хотите уже, - с показным безразличием я плечами повела. - Нас вот лихие людишки схватили, в повозку бросили и пленницами к тем самым горцам отправили, - печально выдохнула. – Степану твоему спасибо, что выручил... Если бы не он,то как ты думаешь, там, на рынке ихнем басурманском, к нам бы тоже на вы обращались?

   – Уж не знаю, - отмахнулась Степанида от меня, и к буфету отошла. - Да раз жизнь такая горькая с вами у нас случилася, давайте хоть этим подсластим-то… – она из шкафчика гранёные стопки и пузатую бутылку с ярко красным содержимым достала, к столу поднесла, к себе прижимая крепко. - Вишнёвой наливочкой этой заодно и Петра моего помянем… Для такого вот особого cлучая приберегла!