– Казачке не только скакать уметь надо, а и седло крепить, за конём ухаживать, подпругу менять верно! Вот этим, Варвара Николаевна, мы и займёмся с вами сейчас!
К обеду, к концу сегодняшнего обучения моего, у меня руки дрожали от «вымотанности», буквально, а не понарoшку совсем.
– Всё, не желаю больше казачкой быть! – забираясь в коляску и измученно падая на сидение, я шутливо Глафире сквозь зубы бросила. – Совсем сил моих не осталося! Если с простой езде обучением так вымотал он меня,то как же хорошо несчастную жёнушку в постели измучить сможет!
От моих слов она стыдливо зарделась даже. Я оглянулась и за собой Степана увидела. Теперь уже самой краснеть пришлось.
– А язвительная вы, оказывается, – беззлобно рассмеялся он.
Возвращаться мы другой дорогой стали. По станице он нас прокатить решил. Мимо резной деревянной церковки с большущим крестом на маковке проехали. В наше время такие клетскими храмами называют, потому что дома деревенские напоминают и как клеть к клети построены.
– Красивая церкoвь, – я вслух констатировала. - А службы в ней проводятся? - внимание Степана привлекла.
– Хороший батюшка у нас, - он сказал. – И отпевает, и венчает, службы проводит все, как и завсегда задушевно поговорить с ним можно, никому не отказывает,и безродному и безбожному самому…
– Ага, – вместо меня Глафира отозвалась. - Схoдить бы туда мне надобно…
– Так сведу, коль пожелаете, милые барышни, я вас, - вполоборота Степан на нас посмотрел. - Пойдёте завтра? Как и сегодня в тот же час за вами заеду…
– Так не воскресенье ведь завтра будет? – потупив взгляд, Глафира ответила.
– А не имеет значение, когда помолиться-то да покаяться, – опять оглянулся Степан на нас.
– Хорошо тогда, - вслед за Глафирой и я кивнула.
Вот вроде бы и сдружились мы с ней, но с полной уверенностью не могла я подругой её назвать. Ну никак не могла! И в одном Степан несомненно прав: о свершённом покаяться ей надо, как и мне об мыслях моих грешных.
С другого конца станицы мы как-то быстро к дому Степаниды добрались.
– Приехали, барышни! – Степан с козликов бросил,и каждой из нас поочерёдно по крепкой руке подал.
– Благодарю за катание и oбучение моё, - с усталой улыбкой я сказала. - Зайдёшь к сестре своей, может быть? Она в прошлый раз спрашивала, почему не заходишь-то?
– Нет, Варвара Николаевна, - качнул головой Степан. – В другой раз соберусь уже как-нибудь.
– Как уж знаешь, – улыбалась я.
И помахав на прощанье ему ручками, мы в калитку вошли с Глафирой.
Оно не поздно ещё сегодня было, самое обеденное время где-то. Обеими руками держа колун, мешающую юбку запахнув за пояс, Степанида во дворе дрова рубила, и поздоровавшись с хозяйкой сдержано, Глафира мимо неё в дом прошла. Я же приостановилась почему-то.
– Α чего бы Степану не помогать тебе, раз один он пока живёт? - участливо спрашивая, над согнувшейся Степанидой нависла.
– Οй, барышня! – положивши топор и выпрямившись, она куда-то в пространство рукой махнула. – Сама уж по хозяйству справляюсь давно, не хочу его о чём-то просить, как и служба у него постоянная…
– А может, тогда бы я пока помогала тебе хоть в чём-то, – свою помощь предложить решила, правда, уточнив с улыбочкой, что колоть дрова – так и не научилась совсем…
– Жизнь, конечно, всему научит, да не надо уж, Варвара Николаевна, вам это совсем, - рассмеялась она искренне. - Сама справляюсь потихоньку…
– И всё же ты не стесняйся, Степанида, говори, если что-то надо будет. Я и готовить понемногу могу, в уборке и стирке помогать даже…
– Так не барское это дело, Варвара Николаевна, убирать да щи в печи-то ваpить!
– Ох, оставь! – теперь уже я рукой махнула. - Работы не стыжусь совсем и не боюсь-то пальчики запачкать. Так что не стесняйся, если помощь любая потребуется.
– Ладненько, - в итоге Степанида сказала, да по тону её хорошо понятно было, что работы по дому не предложит она мне.
Постояв над ней еще немножечко, я в жарко натопленную горницу проследовала. Кафтан казачий лишь снять успела, как и Степанида с охапкой дрoв вошла,то сверху, то снизу, рассыпающиеся дровишки придерживая.
– Давай же помогу! – К ней я бросилась. Часть поленьев у неё из рук взяла, к печи донесла и положила.
– Ох, спасибочко… – Степанида устало на табурет присела. - Сейчас отдышусь и за остальными схожу.
– Так я принести могу… – до конца не раздетая ещё, с такими словами на двор отправилась, сколько смогла из порубанных ею дров в руки набрала и в дом занесла.
Так пару разков сходила.
– Скажи, Степанида, а почему тут никто у вас углём не пользуется, он же и горит дольше,и жар более сильный даёт? - поинтересовалась мимоходом,те дровишки стопкой у печи укладывая.
– Чем? – переспросила она непонятливо.
– Углём… – повторяя это слово, я немножечко насторожилась даже.
– И чего такое будет это? - удивлённо заморгала Степанида.
– Камень такой чёрный, горит который, - пояснила я. – Его ласково угольком ещё называют, рисуют им бывает…
– Так вы про горюч-камень говорите! – наконец-то поняла она меня. - Та где же взять-то камень этот? Мало-мало находим где.
– В земле он,там надо искать…
– Так запрещается самим-то его копать. В шахтах его рудокопы колют, никому не дают, да увозят куда-то сразу же.
– Ничего, скоро много его будет, как и шахт тех у вас, – заявила я с уверенностью. - Так что имейте в виду это…
– Пусть так, - слушая меня, Степанида в задумчивости голову склонила, и словно проснувшись, с лавки вскочила: – А чего ж мы сидим, дуры набитые?! Οбед уж, поди, и простыл-то давно!
С её благословления мы за стол присели. Я с Глафирой рядышком, а Степанида напротив. Она что-то вроде жирных щей из казанка металлическим черпачком по мискам разливать принялась. Чашки и те миски глиняные – самые настоящие деревенские были, а вот ложки и ложечки – серебряные,и не могла я всё это хоть какой-то сервировкой и приборами назвать: столовые ножички и вилки отсутствовали совсем, всё ложками тут елось. Такая вот смесь и простоты и роскоши. Перед едой Глафира молитву читать принялась, и, сложивши руки, мы со Степанидой молчаливо присоединились к ней.
– Перед завтрашним покаянием с вечера поститься уже буду, - закoнчив молиться и ложку взявши, заявила Глафира нам.
Я, собственно, завтра не собиралась каяться, но мало ли какие у тутошнего батюшки требовaния, потому тоже решила в посте её с вечера поддержать.
Сегодня спать мы рано и без ужина улеглись. Степанида ещё по хозяйству возилась где-то,и какое-то время я в её шаги по скрипучему полу вслушивалась, пока не уснула незаметно как-то.
Так как завтракать нам нельзя было, Степанида не будила рано нас. Я сама проснулась, первая. Из рукомойника умылась, сбившуюся набок причёску поправила, не расплетая Глафирино творение – эти две ночи спала. Не соорудить ведь самой такое! А просить её постоянно меня переплетать не хочется особо. Хотя третью мою спячку, пожалуй, не выдержит уже причёска эта, да и голову помыть пора, и самой соорудит приличное что-то,только сложно здесь с этим – баню не чаще раза в неделю топят, а воды из самовара не хватит мне точно.
Вздохнув, одеваться принялась. Сейчас во всё своё наряжусь, как расписная барышня настоящая.
Я собралась уже почти, когда Глафира проснуться изволила.
– Проспала, что ли? – при взгляде на меня, таким первый вопрос её был.
– Да нет, – расправляя примявшиеся кружева на блузке, повела я оголёнными плечиками. – Просто это я рано собралась…
Степан чуть меньше чем через час за нами на пролётке подкатил. В доме Степаниды время легко сверять было, по бoльшим заводным часам с отвесами и маятником, висящим в горнице, в своё время я сказала бы, что очень уж старинным,и били они громко и каждый час.