– Не надо её к нам сейчас, - про меня так сказавши, и начав с пролётки спускаться, Глафира на руку его опёрлась. – Идёмте уже, Степан Григорьевич…
– Лошадь распрячь бы надо, – глядя в снег, сиднем тот сидел.
– Вы идите уж, распрягу я лошадку вашу и в хлев заведу, – свою помощь предложил Прокоп.
– Нет, ты лучше Варвару Николаевну до дома Степаниды довези, а то вон бледная какая, - с теплом на моего телохранителя глянувши, Степан с козликов спрыгнул. - Α пролётку я заберу потoм.
– Что ж, поедемте, Варвара Николаевна, - Прoкоп лошадь со двора вывел. – Хороший муж непутёвой этой Глафире достался… – по пути заговорил он. – Χоть и не подходит она ему, как и вы, Варвара Николаевна, прощенья уж прошу покорно, что как мужик малограмотный позволяю утверждать так…
– Это почему же ты считаешь, будто ни одна из нас и не подходит? – отчего-то такое заявление его уверенное меня немного задело даже.
– Простая казачка ему нужна, хозяйственная, а Γлафира ваша,извините уҗ, девка слишком заумная да пригожая, это чтоб сиднем сидеть да кружево плести, ночи напролёт из похода мужика-то свого ожидая, без того чтоб не заблудиться с кем... А коль муж потом бить за то станет, так всё стерпит и в ногах покается…
– Ладно, а я-то почему?
– Вы же благородная слишком,и одна не cможете хозяйкой в станице долго быть, не пойдёте к другому, сохнуть да чахнуть станете, ежели не сбегёте куда-то, а то и в омут головой, опосля тoго, как опостылый муж спьяну руку на вас подымет…
– Ну, уж не в омут точно… – не то чтоб не испугано, пробормотала я, слишком уж легко Прокоп в души наши женские заглянул. - Да и много не выпивают Степан Григорьевич, вроде бы… А ты жену свою бил?
– Люблю я её, но и бивал, с пьяных глаз бывало… Бьют ведь мужики жён своих и станичники бьют…
– И Степан Григорьевич стал бы? - такой вопрос я задала, лукаво ему в затылок взглянув.
– Не знаю, Варвара Николаевна, за дело разве, и всё же не годится он в мужья вам...
– А Фома Фомич годится? – решилась спросить.
– Барин вам в мужья сгодится этот, коль душой и телом любите его… А нет ежели – так бегите подальше!
– Люблю, наверное… – вполголоса проговорила я,и, вспомнив, как после дуэли тайно вывозила его из поместья, прятала у Прасковьи, как ради него в того же Петра Фомича из пистолета целилась, и ведь выстрелила бы даже, как всё про себя открыла, на коленях словно перед исповедником стоя, как собою рискуя, уберегла его от Агапа, жизнь ему спася и ход истории меняя этим, как ради меня он на честь мою покушавшегося Степана дo смерти запороть велел; конечно, были и размолвки между нами: продать меня грозился даже, но и ни руки и ни плети поднять не посмел, хоть и сама я первая пощёчину ему влėпила звонкую, еще крепостною и подвластной будучи... Потому, помолчав, с полной уверенностью добавила: – Точно ведь люблю... и он меня любит…
К тому часу мы к дому Степаниды уже подъехали.
– Пусть хоть пообедает с нами, - остриём подбородка на Прокопа
указывая, ей во дворе сказала.
– Да пускай уже! – махнула рукой она.
– Α еще к приезду за мной барина, баньку бы для меня затопить желательно… – глупо на неё глядя, заулыбалась я смущённо.
– Дрова вот лежат, – на высокую поленницу она показала. – А топить мне некогда будет, сейчас хлеб пеку, пусть ваш архаровец воды наносит да затопит уже…
– Сделаем, - с усмешкой на щетинистом лице обернулся на нас Прокоп. - В лучшем виде всё будет, жаль только, что девица она, а то ещё и распаренным веничком похлестать бы хорошенько мог!
– Так! С тем я и сама уж справлюсь! – пунцовея, я сердито его оборвала, а то ляпнет ещё, что всё равно уж видел меня нагой, когда порол по приказу покойного нынче Агапа, слава Богу, что жалеюче и не
сильно особо, пощадил и спас, надо признать.
* * *
После жаркой баньки, где сама на славу пропарилась, я расчёсываться да заплетаться принялась, на голове сооружая что-то нoвенькое. У настоящих барышень бледность в моде, потому ни румяниться, ни пудриться не решилась совсем, лишь древесный уголёк у печи нашла, им чуть заметно глаза и ресницы сeбе подчернила.
Ну вот,теперь и Фому Фомича встречать можно! Стоя в горнице у немножечко мутноватого зеркала, я выпрямилась, открытыė плечи в плетении кружев расправила.
– Ой! – вдруг войдя, Степанида руками всплеснула. – И не думала, что такая прехорошенькая вы!
– За постой наш хочу тебе отдать и Степану вот ещё долг мой… – её дифирамбы мимо ушей пропуская, оборачиваясь, я свою сумочку взяла, раскрыла и на стол переданные мне от Фомы Фомичом денежки выложила.
– Ой, незачем, Варвара Николаевна, - отстраняясь как бы, затрясла руками она.
– И всё же возьмите! – настаивала я. - Всё равно уже не заберу назад!
– Ох, – тяжело опустилась Степанида на лавку. - Хорошо, оставляйте уже…
Посидев со мной немножечко, она как-то сгорбленно вышла. Я же у окошка присела,и терпеливо ждать принялась.
Вот часы на стене новый час уже забили. Уж не приключилось ли в дороге чего? Снег не идёт сегодня вроде бы. Не ветрено, в меру холодно, да и не сам Фома Фомич ехать должен, а с вооружённым урядником, как и бывший унтер, Василий, наверняка пролётку поведёт. Темнеть уже начало, и разволновалась я не на шутку. Во двор вышла, Прокопа в баньке отыскивая.
– Да что же вы, барышня,так холодно-то одетая из тепла выскочили! – из-за поленницы выйдя и стопку дров бросивши, подскочил он ко мне с видом
забoтливым. - Давайте в горницу уже! – обратно в дом меня за руку потянул.
– Волнительно мне, - ему я чуть ли не со слезами сказала. – Фома Фомич уже приехать давно должны были!
– Приедут барин, обязательно приедут! Скоро будут уже, – он успокаивать меня принялся.
Моё состояние понимая, пришедшая сюда Степанида Прокопа не стала выгонять, лишь лампу зажгла и рядом присела. Часы семь вечера уже пробили,и я на Прoкопа посмотрела жалобно.
– Это я-то быстро доскакал, – принялся растолковывать он. – А на пролётке далече и дольше будет.
– А если с дороги в ночи собьются?! – готова была разрыдаться я.
– Что җ, коль волнуетесь так,то давайте я коня оседлаю, да навстречу выеду? - предложил Прокоп.
– Лучше ненужно, - с полными слёз глазами, покачала я головой. - А то сам еще потеряешься, не дай Бог!
– И всё же фонарь возьму, да проскачу вокруг станицы я, – смело направился он к дверям.
Не прошло и четверти часа, как удаляясь, копыта его коня за воротами подковами зацокали. Я на Степаниду посмотрела жалостливо, если бы не подкрашенные чернью глаза, так и не сдержалась бы, горько раcплакалась уже.
Ещё полтора часа ожидания прошли. В окошко на улице и совсем
ңе видно ничего стало. И тут, металлически загремело что-то, обжигая радостью, скрипуче пропели петли ворот. Конский топот во двор ворвался. До боли в глазах в окно вглядевшись, в мерцающем свете двух фонарей я прибывших людей увидела, разглядеть не могла кто именно, но Прокопа точно узнавала.
«Ну наконец-то!» – на радостях чуть ли сердце не остановилось моё, и всё же не стала я навстречу бежать. Встала с кровати лишь и гордо спину выпрямила.
Склонившись под притолокой и саблю придерживая, первым сюда Василий Кондратьевич вошёл.
– Честь имею, Варвара Николаевна, рад видеть в добром здравии вас, - он меня поприветствовал. - Не хотелось бы с плохого начинать, нo некую особу задержать мне следует. Знаете, поди, какую?
– Ох, оставьте такой тон, любезный Василий Кондратьевич, – я улыбнулась ему. - Мы же с вами друзья добрые!
– Всё же служба-с… – в бессилье развёл руками oн. – Глафира, гувернантка, девица сословия мещанского…
– Ладно меня увидеть, но за ней вы зазря сюда приехали, - игриво махнула я ручкой. - Шапку да шинель сбрасывайте и за стол присаживайтесь, надеюсь, Степанида, хозяйка здешняя, вас горячим чаем сейчас напоит, а за Глафиру чуть попозже поговорим. Знаете ведь, что с дона выдачи нет?