Я на горе.
Потому что здесь развеяна большая часть праха Майка.
Майк очень хотел поехать на Мачу-Пикчу. Добраться туда было его мечтой. Когда он был болен, они с Лаурой смотрели передачу о Мачу-Пикчу по телевизору. Это была та редчайшая ситуация, когда он понимал, что существует что-то, чего он никогда не сделает, место, куда он никогда не попадет.
«Никогда нельзя знать, – сказала Лаура оптимистично. – Может, еще и получится». Но Майк знал, что не получится, и так и сказал. По крайней мере, не в этом физическом воплощении.
Майк не оставил никаких указаний о том, где он хочет, чтобы развеяли его прах, кроме Мачу-Пикчу. Я заказал маленькие урны, потому что знал, что есть и другие места, где он хотел бы быть. Но как семья, мы хотели, чтоб его прах был недалеко от нас, чтоб мы могли посещать это место. Несколько ближе, чем вершина Анд.
Моэл Фамау очевидно подходила больше всего.
Прошло несколько месяцев с похорон. Я забрал прах Майка у распорядителя похорон и некоторое время держал у себя дома, в свободной спальне, что само по себе странно. Мы дождались, пока мама вернется из Оксфорда, а потом собрались все вместе у вершины горы – мама, папа, Эдан, Мэнди и Крис с Джекобом и Меган, Лаура, друг Майка Али, Стори и я. Солнечные лучи пробивались сквозь листву деревьев, когда мы отошли от парковки. Я старался вспомнить лучшее место: место, где мы тусовались с Майком. Я знал, что надо свернуть с основной тропы и пройти по маленькой боковой тропинке примерно треть пути наверх. Мы с Майком пробирались по заросшим тропинкам, по которым никто не ходит. Я хорошо помнил, какой прекрасный вид на ущелье открывается оттуда. Я считал, что это место подойдет лучше всего. Мама и папа оба были уже не в лучшей форме, так что мы шли очень медленно. Мама к тому же находилась на ранней стадии деменции. Я держался рядом с ней, когда заметил тропинку, уходящую в сторону. Я сказал: «Думаю, здесь нам надо свернуть». Стори, Эдан, Джейкоб и Меган к тому времени успели нас обогнать и были, наверно, уже на полпути к вершине. Крис и Али вызвались сходить и привести их назад. Папа шел сзади нас с Лаурой и Мэнди, так что я повел маму по тропинке. Маме этого было достаточно, чтобы разволноваться. Она растерялась, стала спрашивать, куда делись все остальные, и была явно невысокого мнения о моих (сомнительных) организационных способностях.
«Подожди здесь, мама, – терпеливо сказал я. – Я все улажу».
Она нашла подходящее место, чтобы подождать, и села на бревно, а я пошел вперед осмотреться, надеясь найти то самое место. Я был уверен, что надо пройти только немного вперед, и стал пробираться сквозь заросли. Но это оказалось не там. Идти вперед смысла не было.
Я вернулся назад к маме, когда к ней начали подходить остальные. И увидев ее, расслабленно сидящую на бревне на маленькой полянке, я вдруг понял, что мы уже на месте. Мама нашла его. Я так зациклился на образе, который держал в голове, что даже не заметил, как здесь красиво. Место доступное, но в то же время укромное, просто идеальное.
Все мы плакали. Сказали несколько слов. Потом по очереди посыпали немного праха Майка у подножия дерева. Я никогда раньше не развеивал человеческий прах и не ожидал, что это будет так. Я думал, что прах будет похож на маленькое облако пыли, которое тихонько развеется по ветру, что это будет светлый и символический духовный опыт. А на самом деле, держа в руках большую урну с останками Майка, я слышал и чувствовал в своих руках грубое дребезжание несгоревших фрагментов (костей, как я думаю), и они высыпались вместе с пеплом. Кусочки Майка. На мгновение я ужаснулся.
Это казалось так неправильно.
Этот миг прошел, и сквозь слезы мы все вместе попрощались с Майком. Я развеял еще пепел из одной маленькой урны и приклеил рамочку с медной табличкой с именем Майка к прочному камню, который мы положили под деревом.
Мы попрощались с Майком и пошли вниз, все еще исполненные горя, но было уже немного легче.
На следующий день я вернулся на Моэл Фамау. На то же место. И на следующий день. И на следующий. Я приходил сюда каждый день. Это заставляло меня выходить из дома. Заставляло меня выходить из хандры, в которой я находился, из рутины домашней скорби. И еще это сделало меня немного крепче.
Не верю я, что душа возвращается туда, где развеян прах. Я ходил туда не чтобы поговорить с Майком или побыть рядом с ним. Сначала не для этого. Там я находил утешение. Находил покой. Находил избавление. Находил место, подходящее, чтобы спрятать голову в песок и позволить жизни проходить мимо. Это был мой костыль, мое средство ничего не делать, не двигаться.