С другой стороны, ему нужно не так много установочных кадров. Список желаний все равно не начнется, пока мы туда не доберемся. Эй, и как я сажусь в такси тоже надо снять, ты что не снимаешь?
Вот и Хитроу. Я смотрю на телефон. Поездка заняла сорок минут, а кажется, пролетела за две. Мы выгружаем багаж и все принадлежности для съемок и идем в терминал 2. Сняли еще несколько бессмысленных установочных кадров и как я иду.
Меня проводят в зону регистрации. Там довольно тихо, ни толпы, ни очередей. Я подхожу и вижу – кто-то знакомый. Рокси. Какова была вероятность? Кидаюсь к ней и заключаю ее в объятия. Рокси работает проводницей в Air New Zealand[11]. У нас есть общие друзья в Лос-Анджелесе, и мы встречались в этом городе несколько раз, когда она бывала там проездом. Просто потрясающе встретить ее здесь!
Пока регистрируют наш багаж и тщательно проверяют документы, я взволнованно объясняю Рокси, что я здесь делаю. Краем глаза замечаю, что Дрю водрузил на плечо камеру и направил ее на нас. Это уже перебор, дружище, – я просто болтаю со старой подругой.
– Ладно, у меня тут есть кое-что для тебя, Ройд, – совершенно неожиданно заявляет Рокси. Кажется, ей неловко, и это меня не удивляет.
Не думаю, что ей нравится, что ее снимают.
– Что же? – спрашиваю я, стараясь не замечать камеру.
– Это от Майка, – она разворачивает записку и принимает официальный вид, в свой форме проводницы, шапочка и все такое.
Майк.
Как я не догадался? Вот почему Дрю снимает. Рокси прекрасно знала, почему я здесь. Вот обманщики!
«В прошлый раз, когда мы были в Новой Зеландии, – начинает она и уже эти несколько первых слов вызывают во мне бурю эмоций, – мне было трудно ходить и приходилось опираться на трость». Майк. «Проникнись духом этого путешествия, нарядившись Гэндальфом». Что на этот раз сделай?
«Вживись в роль. Говори всем, что они не пройдут, и преграждай им путь волшебным посохом», – кончает читать Рокси, на ее лице играет сочувственная улыбка.
Я уже плачу.
Настоящими слезами. Что бы вы ни думали, прочтя все, что вы уже прочли, сам по себе я не плакса. До болезни Майка я вообще редко плакал. Я не из тех, кто выставляет эмоции напоказ и легко начинает плакать.
Прежде чем уехать из Уэльса, я пообещал себе, что, что бы ни происходило в этом, надеюсь, волшебном путешествии, я останусь самим собой. Я не хочу играть на камеру (за исключением тех случаев, когда я валяю дурака) или изображать эмоции, которых не испытываю. Я плакал в машине перед своим домом в тот день, когда Майку поставили диагноз. Плакал на его похоронах. И иногда плакал, когда оставался один. Это все. Я не мог справиться с этим кошмаром и ненавидел моменты, когда теряю контроль над своим горем. Поэтому я подавил его в себе. Затолкал внутрь. И еще минуту назад был уверен, что слез во мне не осталось.
Я, конечно, не рыдаю в голос, но это меня сильно тронуло. Эти первые слова: «В прошлый раз, когда мы…» Даже не упоминание трости Майка. Просто его слова. О нем и обо мне. О нас вместе. Как же я перешел от Мистера «Я Не Плачу» к тому, что мои слезы запечатлевает для потомков камера документалиста? Обычно, если меня захватывают эмоции, моя первая реакция – спрятаться где-нибудь в уголке. Точно не стоять посреди терминала перед толпой незнакомцев и сотрудников аэропорта.
Я старательно вытираю щеки, пытаюсь вернуть слезы в слезные каналы, залить обратно в себя. Хватит. Но я способен думать только о Майке. И… минуточку… Что надо сделать?
Я должен нарядиться Гэндальфом!
Мама прочла нам «Хоббита», когда мне было лет девять. Буднично. Не было такого чувства – «вы должны слушать эту книгу очень внимательно, потому что ее написал ваш прадедушка». Для нас, как и для нее, это была просто очередная книга, которую она сняла с книжной полки, хотя, думаю, она испытала при этом фамильную гордость, которую в свое время испытал и я, когда читал эту книгу Стори. Тогда же, в детстве, я смутно понял, что ее написал какой-то наш родственник, но мы точно относились к нему не с большим пиететом, чем к любому другому родственнику, так что этот факт меня мало занимал.
Другое дело – мой первый день в старшей школе. Мой учитель непонятно зачем поставил меня перед всем классом и представил как правнука человека, чью книгу мы будем проходить в этом году. «Хоббит». Я понятия не имел, зачем нам проходить книгу, которую написал какой-то мой родственник. Я даже не знал, что о ней вообще кто-то, кроме нас, слышал. И совершенно не мог понять, зачем меня надо выделять из всех и унижать перед целым классом незнакомцев. Зато я начал понимать, что эта книженция нечто большее, чем я думал раньше.