Смотрелось бы.
Выясняется, что оператор Дрю, должно быть, объявлен в розыск на территории США. Или наоборот, они крайне не хотят его разыскать. Бог знает, что он сделал или чего не сделал, но его ESTA (электронная система авторизации поездок) каким-то таинственным образом оказывается недействительной. Ему не разрешается даже совершить простую пересадку в Лос-Анджелесе по дороге в Новую Зеландию.
«Чтоб тебя, Трамп», – последнее из его ворчания, что я слышу, проходя через контроль в зал ожидания. Он же вместе с продюсером плетется в кассу поискать, как еще можно долететь до Новой Зеландии. Уверен, с ним все будет нормально. Да и, честно говоря, это избавляет меня от необходимости почти целый день сидеть с ним в самолете и «узнавать его получше». Да все со мной в порядке! Просто я – это я. Не силен я в знакомстве с новыми людьми. И терпеть не могу это чувство, что ты обязан открыть душу. Хотя, по правде говоря, Дрю не громкий, не самонадеянный, не из тех «я-всегда-рядом» людей, от которых я шарахаюсь. Он полностью поглощен камерой и аппаратурой, и, мне кажется, мы сможем поладить. Время покажет.
А пока я должен надеть костюм сэра Иэна Маккелена и меня даже некому будет снимать. «Шоу должно продолжаться». Меня отвели в отдельное маленькое помещение около зала ожидания, так что мне есть где переодеться. Не могу поверить, что мне дали настоящий костюм и настоящую трость! Питер Джексон должен был лично дать разрешение отослать их мне. Какой прекрасный жест. И какое проявление доверия!
Значит, Питер (а может быть, он один из всех моих знакомых в Новой Зеландии) входит в число тех, кто знает, что я начинаю путь. Что я полностью исполняю волю Майка и все желания из его списка.
Когда Майк умер, я мало с кем говорил. Я не рассказывал об этом людям. Но новость о его смерти разлетелась мгновенно, и мы получили огромный поток поддержки от сообщества толкинистов, людей, работавших над фильмами, фанатов, наших с Майком друзей и тех, кто видел Майка лишь мельком, но сразу почувствовал в нем родственную душу. Питер и его жена Фрэн прислали огромный букет. А теперь еще и это. Костюм Гэндальфа.
Майк-то, само собой, имел в виду, что я должен сходить в магазин костюмов и найти себе волшебный прикид – узкое серое одеяние, сказочную шляпу и дурацкую ватную бороду. Такого он и представить себе не мог. Я надеваю узкие серые кальсоны и натягиваю на плечи подтяжки. Так, мантию надеть через верх, а шляпу… ах, какая шляпа! Унизительно или нет, но хотя бы будет красиво.
Нервы на пределе. Я должен выйти и показаться людям в таком виде. Я должен выступить. Стыдоба. Хорошо хоть эти люди не знают, что я Толкин. Вот тогда вышло бы и правда неловко. Подумаешь, успокаиваю я себя. Все в порядке. Я напоминаю себе, что больше не слушающееся тело Майка тоже стало для него костюмом, который пришлось носить. Без выбора, без контроля, и снять его он не мог. А я хотя бы через какое-то время смогу скинуть эту колдовскую личину и снова стать собой. Ладно, сделаем это. Я не просто переодеваюсь в Гэндальфа. Я стану Гэндальфом.
Костюм сидит отлично, зато борода мудацкая. Вы скажете, что в фильме она прекрасна, но с бородами из фильмов все дело в том, что их аккуратно и заботливо приклеивают к лицам актеров профессиональные художники по гриму. У меня же нет никакого клея, а тем более профессионального художника. Зато есть двусторонняя липкая лента.
Я с неловким чувством стою у входа в самолет в полном одеянии Гэндальфа и с его великолепным огромным посохом в руках. В зале ожидания сделали объявление, что один из пассажиров – член семьи Толкинов – нарядился Гэндальфом и хочет поприветствовать их. Я понимаю, что их обязаны предупредить, раз их будут снимать (правда на смартфоны, за что спасибо Дрю), но зачем было говорить, что я член семьи?
Я вспотел. Нервы. И в костюме жарко. Ладно, скажем честно, нервы – это главная причина. Чувствую, что липкая лента на лице поддается панике, начинает отклеиваться, и прижимаю бороду к щеке. На место, чтоб тебя! Идут.
«Ты не пройдешь!» – обрушиваюсь я на любителей Толкина, пробившихся со своей ручной кладью к трапу в первых рядах. Они смеются. Неплохо.
«И ты не пройдешь!» – повторяю я, немного меняя логическое ударение и ловлю еще смех и несколько улыбок от следующей группы. Я ухмыляюсь и машу им рукой. А это весело!
«Вы не…» – начинаю я, обращаясь к милой паре. «А, хотя вы проходите», – меняю голос на свой обычный. Смех. Ройд, а у тебя круто получается! Я оборачиваюсь и заглядываю в самолет, к тем, кого пропустил внутрь. И от всего сердца рычу: «Беги-и-ите!», глядя на их восторженные, смеющиеся лица.