Я сделал бы все что угодно, если об этом попросил Майк. Я знал про список и мог только воображать, какие ужасы там для меня припасены, но был полон решимости как-нибудь все это выполнить. Не мог я его подвести. И кроме всего прочего, я скучал по голосу Майка, а чтение списка было возможностью еще раз его услышать.
Но накануне похорон Майка я думал не об этом.
Увидим ли мы Майка в гробу, зависело от нас, и я обсуждал сам с собой, хочу ли я этого. Возможно ли, что мне это нужно. Ведь я в последний раз видел его лицо, когда пытался закрыть ему глаза после того, как отключил аппарат искусственного дыхания. Если я увижу его почившим в мире, это, может быть, вытеснит образ, который до сих пор стоит у меня перед глазами, даст мне чувство завершенности. Но я решил по-другому. Еще за год до смерти Майк просто не был способен спокойно полеживать где-нибудь, если не считать времени, когда он спал в кровати. Мне казалось неправильным видеть его лежащим в гробу. В этом не было никакого смысла. Это был бы уже не Майк. А может, я и не хотел завершенности. Может, мне была нужна боль.
Так получилось, что у нас было две церемонии похорон Майка. Первая – утром в зале прощания похоронного бюро. Пришла вся семья – мама, папа, Мэнди и ее дети Джейкоб и Меган, Стори, сын Майка Эден и другие члены нашей большой семьи. Когда я увидел гроб Майка, я не мог больше держаться. Я потерял контроль над словами, которые вылетали из моего рта, и почти потерял сознание. И рыдал. Неудержимо. Это случилось. Я не мог ничего с этим поделать, и никто не мог. Я не видел Майка с тех пор, как он умер. Я стоял сзади на ослабших ногах. Чувствовал, что горе каждого из нас по отдельности усиливает горе всех остальных.
Это была прекрасная служба. Стильный и элегантный гроб Майка. Изысканные цветы. Младшие члены семьи смогли излить свое горе и получить поддержку, свободно ходя по залу. Джейкоб и Эден утешали друг друга, пока Меган раздавала белые розы. Стори прочел «Последнюю песню Бильбо». Это было душевное прощание для близких. Но больше всего меня тронули даже не слезы отца – я никогда раньше не видел его плачущим, но теперь это было естественным, – нет, больше всего меня растрогал Крис, муж Мэнди, заливающийся слезами. Каким-то образом это затронуло всех. Зал был наполнен утратой и душевной скорбью.
Потом мы собрались у Майка. Казалось нереальным быть там разодетыми как при параде, в слезах и без Майка. Прибыл катафалк, и мы поплелись следом за ним, как оглушенные, в неестественной тишине, на вторые похороны в крематорий. Я понятия не имел, сколько народу ожидает там Майка и нас. Может, десять человек? Может, сто?
Боже! Огромная толпа уже собралась снаружи, ожидая в торжественной тишине своего Шефа Рокку. Мы вышли из машины и на какую-то минуту возникло нелепое «мы и они», мне стало неловко, и я подошел к ним. Там было много моих друзей и друзей Майка, и все они смущенно на меня смотрели, не зная, что сказать или сделать. Помню, там был шотландец Али, наш с Майком друг, я его сто лет не видел. Стоило мне увидеть его лицо, как я сразу вспомнил его тогда, до всего случившегося, развлекающегося на вечеринках, выпивающего и наслаждающегося жизнью с нами – со мной и Майком. Это меня сломило. Я шагнул в его распахнутые объятия, ухватился за него и зарыдал.
Потом всех пригласили внутрь. Члены семьи вошли последними, и гроб Майка водрузили на каталку. Мы торжественно ввезли его в крематорий. Папа шел первым, потом мы со Стори, Эдан, Лаура, Крис, Джейкоб и лучший друг Майка Али.
И из колонок зазвучал Chief Rocka…
Сидя в первом ряду я нащупал в кармане листок с моей речью. И еще один.
Первое желание из списка.
Я прочел эти слова, слова Майка.
«1. Выход на похоронах. Пожалуйста, сваляй дурака перед тем, как начнешь говорить. Споткнись – и как можно драматичней. Рассмеши их всех за меня и разряди обстановку».