Они борются…
— Который час? — спросил далматинец.
— Двенадцать тридцать пять, — ответил студент.
Печатник вздрогнул и огляделся вокруг. Двенадцать тридцать пять! Он заметил, что ночь уже не так темна, как полчаса назад. Он уже различал лица товарищей, видел поникшие плечи капитана, съежившуюся фигуру почтового чиновника и лежавшего с перевязанной головой на дне лодки моториста.
— Нельзя терять ни минуты! — сказал далматинец.
Все молчали, но каждый думал: «А куда нам деваться?..» Куда ехать на моторке без бензина? Как быть без пищи и воды? Куда они попадут? Неужели придется возвращаться на ту землю, где ждет тюрьма! Нет, лучше плыть навстречу смерти, но вперед! Лучше смерть, но на пути к свободе!
— Я за то, чтоб ехать! — сказал далматинец. — Бензина нам хватит на сотню километров… У нас есть мачта и парус… В крайнем случае пойдем на веслах… Правда, нет хлеба и воды, но как-нибудь перебьемся. Потерпевшие кораблекрушение неделями держались без хлеба и воды… А мы, что бы ни случилось, доберемся до места за пять-шесть дней…
— Едем! — хрипло отозвался Стефан.
— Ты, Вацлав, как думаешь?
— Едем! — твердо сказал Вацлав.
— Не знаю, понял ли он, что нам не хватит бензина?..
— Знаю! — сказал Вацлав.
— Я за то, чтобы ехать! — повторил печатник. — Будь что будет!..
Только студент молчал.
— А ты, Крыстан? — спросил далматинец.
— Конечно, поедем…
Но в его ровном голосе не было той взволнованности, от которой у остальных перехватывало дыхание.
— Ты не веришь, что мы доедем! — сказал далматинец.
— К чему тут вера? — с горячностью возразил студент. — Я не поп, чтобы заботиться о вере…
— Вера нужна, — серьезно заметил далматинец. — Без веры — никуда…
Студент слегка усмехнулся, но никто этого не заметил.
— Вам она, быть может, и нужна, — уже спокойно сказал он. — Но мне — нет! Назад я не могу вернуться… Да и не хочу… А доедем мы или нет — не знаю…
— Оставь его, — вмешался Стефан. — Зря время теряешь…
— Капитан, заводи! — приказал далматинец.
Но капитан не шевельнулся. Вид у него стал совсем удрученный и беспомощный.
— Добрые люди, оставьте нас на острове! — умоляюще пробормотал он. — Что плохого я вам сделал? За что вы разоряете мой дом? Никакого зла вы от меня не видели…
— Не можем оставить, — сказал далматинец. — Сказано, не можем, значит, не можем…
— Почему? Ну, свяжите нас, как хотите, заткните рты…
— Для одного тебя понадобится целый воз веревок! — сказал далматинец. — И все равно ты выпутаешься и побежишь в участок!
— Ребенка жду я… и чтоб не жить ни ему, ни его матери, если я вру… Мы будем молчать! А пока нас найдут, вы уйдете уже далеко!
— Заводи мотор! — сказал далматинец.
Но капитан не двинулся с места.
— Прошу тебя, как брата! — с отчаянием молил он. — Разве честно хватать человека, как говорится, прямо с постели…
— Стефан, заводи мотор! — приказал далматинец.
Стефан шагнул вперед. Плечи у капитана опустились еще ниже.
— Что ты за баба! — с досадой заметил далматинец. — Такого капитана я еще не видел… Заладил: жена да жена! У тебя одного на свете есть жена?
— Она тоже живой человек, — умоляюще сказал капитан. — Не знаете вы женского горя…
Мотор тихо зарокотал.
— Отодвинься! — сказал далматинец. — Я поведу лодку! А ты, Стефан, ступай на место!.. И смотри в оба!
— Понятно! — отозвался Стефан.
Далматинец взялся за руль. Лодка плавно пошла вперед. Сидевший на носу Вацлав снова почувствовал слабый ветерок. Его свежее дуновение проникало в грудь и словно ласковой, доброй рукой касалось сердца. Казалось, чьи-то нежные пальцы ложатся на веки, воспаленные бессонной ночью, на глаза, которые долго и напряженно всматривались в темноту. Струйки прохладного воздуха, как живые, обвивали оголенную шею и забирались за ворот рубашки. Как успокоителен и приятен плеск воды, бьющей в борта лодки, как чиста таящая во тьме морская пена!
Все сильнее становился шум мотора, все быстрее убегала вдаль чернеющая вода. Равнодушное к людям море дышало по-прежнему мерно и спокойно, обратившись всей своей гладью к вечному небу. А там, наверху, блистали столь любимые морем звезды, далекие, холодные звезды, то сбивавшиеся в созвездия, то одиноко скитающиеся по небу — бледно-голубые, рубиново-красные; звезды, которые гаснут, чтобы следующей ночью возникнуть вновь.
Что люди перед этим вечным небом? Что люди по сравнению с созвездиями, луной, которая то исчезает в тенях иного мира, то снова появляется, легкая и воздушная, как облачко? Для моря не существует ничего, кроме неба; море отражает его цвета, его тени, блеск и бури, грозно сверкающие в нем молнии, тихую утреннюю зарю и пылающие закаты. Море живет небом, дышит его вечностью, и ничто более ему неведомо. Люди с их радостями и страданиями, надеждами и разочарованиями чужды ему.