— Мотор будет петь, я тебе говорю! — воскликнул он. — Запросто нагоню полчаса.
— Не люблю хвастунов! — сказал капитан и продолжал уже другим тоном: — Если случайно увидишь Адамаки, ничего не говори… Неважно, куда мы пойдем и сколько запросили…
— Ясно, шеф! — с готовностью воскликнул моторист. — Ты ведь знаешь, с кем имеешь дело!
И, махнув рукой, Ставрос весело направился к калитке, сразу позабыв обо всех страхах и сомнениях.
А капитану было не по себе. Он остался на скамейке, пытаясь собраться с мыслями. «В конце концов, — думал он, — им не миновать пристава. И если за ними что-нибудь есть, то приставу и отвечать. Он не простак, умеет отличить акулу от кефали».
Посидев еще немного, капитан вернулся в кухоньку и шагнул к столику, от которого разносился острый запах икры.
— Марин! — окликнула его жена.
Он приоткрыл дверь в спальню.
— Кто это был? — спросила она слабым голосом.
— Клиенты, — коротко ответил капитан. — Повезу их в Созополь…
— В Созополь? — тихо переспросила жена. — А когда вернешься?
— Сегодня же ночью…
Он подошел было к столику, но жена снова окликнула его:
— Марин!
Озабоченное лицо капитана показалось в дверях.
Слушай, Марин, говорят, что в Созополе есть какой-то очень хороший доктор по женским болезням… Расскажи ему про меня, может, даст какое-нибудь новое лекарство…
Глаза капитана блеснули. Как он сам не догадался! Конечно, он во что бы то ни стало найдет доктора! Среди ночи поднимет с постели, но добьется своего.
Вопрос о поездке в Созополь был решен окончательно.
Печатник и студент возвращались обратно той же самой улочкой. Но теперь они уже встретили вышедшую за ворота подслеповатую старушку, за приподнятой занавеской они разглядели сидящую у окна девушку с длинными ресницами, с клубком розовой пряжи в руках.
— Так и не понял, грек капитан или болгарин? — проговорил в раздумье печатник.
— Болгарин, — неуверенно сказал студент. — Лицо у него болгарское… А моторист, конечно, грек…
— Пожалуй, капитан что-то почуял! — озабоченно заметил печатник.
— Не думаю, — все так же неуверенно возразил студент. — По-моему, он хороший человек…
Печатник вынул из кармана пачку сигарет и закурил. Теперь на его лице застыло то же напряженное выражение, как тогда, когда он наблюдал с обрыва за ломкой.
— Глупо получилось с этим Геккелем, — сказал он. — Знаю я, кто такой Геккель, и незачем тебе было тыкать им мне в нос.
Молодой человек виновато молчал.
— Судя по всему, капитан хороший человек, — повторил он.
— Хороший-то хороший, но и ободрал нас хорошо…
— Денег хватит! — недовольно возразил молодой человек. — Я бы и вдвое больше дал.
— Ты бы и втрое дал, но он сразу побежал бы с этими деньгами к приставу.
Они вышли на небольшую городскую площадь. Посреди нее в тени раскидистого платана большой фонтан на все четыре стороны выбрасывал струи воды. Город утопал в зелени, но самое тенистое место было перед верандой ресторана.
Стояла пора цветения тополей, и в воздухе легким летним снегом носились белые пушинки, застилавшие все вокруг — и фонтан, и танцевальную площадку, и зеленые свежевыкрашенные столы ресторана.
Печатник и студент прошли в зал. Трое мужчин за одним из угловых столиков, видимо, поджидали их, потому что сразу тревожно и вопросительно взглянули на вошедших. Старшему, уже поседевшему, было лет под пятьдесят, кряжистый и огромный, он почти заслонял собою остальных двоих.
— Долго вы пропадали! — громко воскликнул он. — Мы уже начали беспокоиться.
— Тише, Милутин! — поморщился печатник.
— Не бойся! — ответил здоровяк. — Никого нет…
Печатник внимательно огляделся. В просторном зале ресторана был занят только их столик. В глубине, за оцинкованной стойкой, сидел буфетчик, и его круглая лысая голова чуть виднелась за строем чисто вымытых и еще мокрых рюмок и стаканов. Он, очевидно, спал, потому что несколько мух спокойно разгуливали по его лысине. Над стойкой на крепкой бечевке висело полуметровое красноватое чучело рыбы с широко растопыренными плавниками. Рыбаки зовут эту рыбу «морской ласточкой». Двери были раскрыты, и от сквозняка рыба медленно вращалась на бечевке, а около нее неистово кружился рой мух.
— Нанял лодку, — сдержанно сказал печатник. — Вечером, в восемь, отправляемся.
Двое за столиком с облегчением вздохнули. Третий, бледный блондин, посмотрел на них с недоумением. На его лице отразилось напряженное внимание и огорчение.