Глава 4 Теперь скомканное письмо ворочалось у него в кармане, как полудохлый лангуст, обжигая сквозь ткань, проедая насквозь и делая прозрачной одежду, делая его голым и виноватым. Оно сообщало пару никому не нужных деталей, но умалчивало о главном. Свершилось ли чудо? Да? Нет? Судя по тону письма - вряд ли, да и не верил Йорг в счастливый исход. Слишком много он видел горьких и страшных не-чудес. Собраться с мыслями удалось, лишь опрокинув пару стопок яблочного шнапса в ближайшей кнайпе, которая по недоброму совпадению называлась «Флирт». А потом еще пару, и еще... Легкий фруктовый аромат, деликатный вкус. Уж если что и умеют делать материковые провинциалы - так это готовить шнапс. Он видел, как подростки под предводительством Гельварда гурьбой продефилировали по центральной улице, а взрослые шаумбергцы разошлись по домам после рабочего дня. Когда бармен закрыл кнайпу, пожелав запоздалым гостям спокойной ночи, Йорг Шеффлер отправился в путь - порядком одурманенный и почти спокойный. Хрустальные свечки в окнах отплясывали хип-хоп в такт его походке. Грунтовка уходила из под ног и раскачивалась, будто навесной мост. Пока Йорг добрался до парка, проплутал по нему с полчаса и уперся в кладбищенские ворота, хмель из его головы почти выветрился, и звезды перестали казаться несущимися в пике самолетами. Домик Феодоры сам вышел ему навстречу из леса, неся в протянутой руке ярко-желтый фонарь. Любопытный дом вытягивал шею, нетерпеливо раскуривая толстую кирпичную трубу, и вставал на цыпочки, точно избушка-на-курьих-ножках из русской сказки. Он ждал Йорга - в этом не было сомнения. Полу сорванный с петель ставень яростно хлопал на ветру. Светильник над деревянными ступеньками расплескивал масло, или уксус, или вино, или что там наливают в ярко-желтые фонари. Йорг постоял несколько минут у крыльца, борясь с тошнотой. Он чувствовал себя не готовым к разговору, слабым и разбитым, но деваться было некуда. Наконец, собрал невеликие, прямо скажем, остатки мужества и постучал. Вернее, хотел постучать - дверь от его прикосновения распахнулась сама, и резкий, злой свет ударил по глазам. Йорг зажмурился. А кто это к нам пришел? - приветствовала его Феодора, приподнимая край скатерти, отчего Шеффлеру почудилось, что разговаривает она с кем-то, спрятанным под столом. - Ну-ка, ну-ка! Полюбуйся на молодца. «Ну, вот, - подумал Йорг обреченно. - Этого следовало ожидать. А кто бы не спятил на ее месте?» - спросил он себя. - А ты совсем не изменилась, - сказал осторожно, хотя на самом деле переменилась она сильно. Побледнела, запечатала свою нежную красоту горькими складками у рта. Высохла, как стрекоза на булавке. Только волосы остались прежними - яркими, такими яркими, что озаряли всю комнату. - Рад тебя снова увидеть. - Врешь, - возразила Феодора. - Совсем ты не рад. Боишься просто. Знает кошка, где подхарчилась. - Вру, - согласился Йорг. - Не люблю ворошить прошлое. Воспоминания, даже самые прекрасные, блекнут, если слишком часто извлекать их на свет. Как фотографии в альбоме. Так что ты хотела?Зачем меня позвала? Извини, я присяду. Он опустился на стул и словно прирос к нему, так тяжело, гневно надавила на плечи застоялая духота. То ли запах какой-то разлит в воздухе, густой и неприятный, то ли кислорода не хватает. - Хочу показать тебе кое-что, - усмехнулась Феодора. - Фотографии, говоришь? Представляю я твой альбом. Что ж. Люка, выходи. Познакомься. Она вторично приподняла скатерть за уголок. Излишняя мера. То, что выползло из-под стола, оказалось низкорослым - размером с трехлетнего ребенка - и передвигалось на четвереньках, низко пригнув чересчур большую голову к полу, точно собиралось бодаться. Надо лбом у него, правда, торчал не рог, а длинная, собранная в пучок щетина, похожая на антенну. Йорг брезгливо разглядывал уродливое существо - пунцовый затылок, черепашью, в грубую складку, шею, маленький и бесформенный, словно медуза, горб над правой лопаткой, кривоватые ноги-ласты и руки с длинными, сухими, как древесные волокна, пальцами. Оно все время силилось поднять голову и посмотреть вверх, но только неловко елозило на месте, как полураздавленный жук. От уродца исходил тошнотворный запах бессилия и бездумного, насекомого любопытства, такой острый, что Шеффлеру сделалось совсем худо. Голова закружилась, и - точно алкоголь снова воскрес в крови - смазались и потекли все предметы в комнате. - О, черт, - простонал Йорг. - Что это такое? Тонкие паутинки-пальчики оплели его ботинок. Мягко нажимали, но не могли продавить искусственную кожу. Теребили носок и брючину. - Твоя дочь, - коротко ответила Феодора. - Люка. Прошу любить и жаловать. А ты, как будто, не очень-то удивлен? Ты ждал чего-то подобного, да? Не даром ведь ты так поспешно смылся, точно за тобой сотни бесов гнались на вонючих кобылах? Ты ведь все знал наперед, правда? Йорг молчал. - Ну, что же ты, милый? Язык прикусил? Изреки. - Черт, - тупо повторил Йорг. - Какая еще, к черту, дочь?! Я не понимаю, почему ты... Феодора, почему ты не уничтожила это? Да не знал я ничего, просто надо было уехать. Я всегда в пути - работа такая. Приходится гастролировать. Я и так слишком задержался тогда в Шаумберге. О, Господи, Феодора, скажи этому... скажи ей, чтобы она перестала! Мне больно! - взвизгнул он истерически. - Люка, отпусти, дай папаше объясниться. Никуда он от нас не денется. Вот, у него уже задница приклеилась. Продолжай, ну? - Ну, зачем ты так? Феодора, неужели ты не видишь, что это не человек? Надо было сразу придушить. Я... ты моложе меня, и наверное, не помнишь... Но читала наверняка или слышала. В **** году случился выброс в море какой-то дряни, не скажу точно чего, я не химик, а ты и подавно, но все жители побережья обучились. В генах произошли мутации. С тех пор начали рождаться такие вот, а чаще - губить матерей еще до родов. Они ядовиты, эти плоды, и сильно разрастаются. Ну, как раковые опухоли. Многим из нас запрещено иметь детей. Нас обследуют раз в три года, в смысле мужчин. Ну, и женщин - само собой, каждый год. - И тебе запрещено? - Нет, - солгал Йорг, боясь, что она на него донесет. - Я бы тебе запретила даже смотреть на женщин, - прошипела Феодора. Йорг беспомощно улыбнулся. - Тесты не всегда показывают... - он понимал, что несет чушь, что вместо того, чтобы оправдаться, сам себя обличает, но ничего не мог поделать. Мысли ворочались, как мельничные жернова. Ступни горели, точно вся кровь прилила к пяткам, а в голове - наоборот - остались только пустота и звон. Щеки холоднее, чем у покойника. Череп, точно пустая кастрюля. - Прости, мне очень жаль, что так получилось. Честное слово, клянусь, мне очень-очень жаль. - А уж как мне жаль. Йорг, ты не представляешь себе, каково это - выносить в своем чреве чудовище. Любить его, разговаривать с ним, ощущать его движения внутри себя, мечтать о нем - а потом произвести на свет и увидеть. Урода. Монстра. Крошечного и беззащитного, но - не человека. И все равно - часть себя. Ты представляешь, каково это - жить с ним под одной крышей? Ты говоришь - уничтожить. Но оно... она... в ней есть что-то такое детское... Йорг, она, Люка, игра